И только с третьего раза я все-таки попал в Бохайский храм. Сад вокруг храма был необычайно красив. Сам храм не отличался особой пышностью. Внутри мы прошли в помещение, которое выходило на гробницу Магомеда. Она была огорожена толстым бронированным стеклом. Помещение устлано толстым красным ковром. Постояв некоторое время, мы вышли из храма. Неожиданно у меня возникло желание помедитировать в помещении гробницы. Я сказал об этом дяде. Дядя уже привык к некоторым моим причудам, поэтому воспринял это нормально. Мы подошли к охранникам, но выяснилось, что они говорят только по-английски. На наше счастье рядом с храмом стояли арабы. Они прирожденные полиглоты. Дядя обратился к ним на иврите и попросил передать охранникам мою просьбу. На удивление охранники разрешили медитацию и предоставили в мое распоряжение 20 минут. Они передали просьбу служительнице храма, и та снова провела меня в усыпальницу, и показало место, где можно сесть для проведения медитации. Я сел в начале по-турецки, затем в полулотоса и затем в лотос. Закрыл глаза, через пять минут передо мной предстал огромный темный столб дыма. Он поднимался от раки Магомеда и уходил в небо. Неожиданно все мое тело сотрясла дрожь. В позвоночник будто вставили кол. Мое тело стало подпрыгивать и отрываться от пола. Иногда меня приподнимало на несколько сантиметров. Служительница неожиданно убежала. Обычно они никого не оставляют без присмотра. Я видел, как она ушла, хотя глаза все также были закрыты. Через некоторое время она пришла вместе с арабами и охранниками. Дружной толпой они ввалились в помещение и резко остановились. Они стали шепотом переговариваться между собой, но ко мне не подходили. Через несколько минут они ушли. По истечении разрешенного времени, я встал и спокойно вышел из усыпальницы. Дядя спокойно сидел на скамеечке. Мы вышли в сад и остановились у одного очень интересного дерева. Оно очень большое, но интересно тем, что его корни образуют что-то типа двух огромных ног. Я попросил дядю сфотографировать меня на их фоне. В это время мимо нас прошли те самые арабы. Проходя, они бросали косые удивленные взгляды на меня. В них я видел недоумение и удивление. Я так и не понял причину этого. Когда мы возвращались домой, я продолжил медитацию и неожиданно увидел, что вся местность как бы разбита на огромные клетки. На пересечении линий, в центре крестов, были белые и черные столбы. Я понял, что это и есть то, что Мелхиседек называл «решеткой сознания Христа». По крайней мере, так мне показалось. Дядя иногда бросал на меня тревожные взгляды и порывался что-то сказать. Наконец он не выдержал и промычал: — «Н, да, круто тебе мозги запарили. И что ты видишь?» Я описал ему столбы. Дядя продолжал мычать. Накануне я рассказал ему про Учителя. Видимо он находился под впечатлением. «Обещай мне одну вещь» — снова прервал он мычание. — «Пообещай, что перестанешь общаться с этим человеком. Он чокнутый». Объяснять что-то было бесполезно. Да и как объяснить то, в чем сам до конца не разобрался? Это ведь руками не пощупать и глазами не увидеть. То, что произошло со мной в храме было «поднятие кундалини». Я вспомнил о том, что нечто подобное произошло с известным йогом А. Лаппой в одном тибетском храме. Но его даже поднимало в воздух, где он на некоторое время задерживался. Это была настоящая левитация. Ощущения, которые он описал, были идентичны моим. По всей видимости «подъем кундалини» сопровождается стандартными ощущениями, по которым и можно судить о ее подъеме. Теперь все мои чакры работали нормально и, меня не унесло в сторону аутизма. Я полностью сознавал и адекватно реагировал на окружающее. Это был очень важный момент. Не даром я так рвался в Бохайский храм.
Вечером мы поехали на море. Я решил, что пора побороться с болезнью. Надел спортивный костюм. На море был шторм. Я выбрал площадку над берегом. На ней располагались столики кафе. По случаю плохой погоды кафе не работало, столики сдвинуты. То, что мне и надо. Я начал заниматься. Комплексы тайцзи-цюаня следовали один за другим. Дядя с тетей сидели на большом камне и наблюдали. На них это не произвело особого впечатления. «Я понимаю каратэ» — сказал дядя — «А тут какой-то танец. Ерунда какая-то». «Хотите, я вас этой ерундой толкну так, что вы улетите на десяток метров?» «Давай» — дядька у меня простой. Но тут вмешалась тетя: — «Да чего его толкать? Дунешь, он и улетит. Не надо его толкать» Мимо проходили арабы и поинтересовались у тети, чем я занимаюсь. Я сам крикнул: — «Тай-чи». Арабы не поняли. Но были и те, кто понимал. Один парень даже вступил в разговор и предложил встретиться в субботу, чтобы вместе позаниматься. Но я никак не мог, ибо через несколько дней за мной должна была приехать сестра и увезти к себе в Хедеру.