— У тебя дьявольские способности, — сказал Петер. — Если, конечно, это не случайность. А скорее всего, так оно и есть.
— Мы можем сыграть еще, — предложил Ольсен.
Сыграли, и опять выиграл Ольсен.
— Фантастика! — воскликнул Петер. — Ты просто гений!
— Вообще-то игра довольно забавная, — сказал Ольсен. — Еще сыграем?
— Да не ори ты так, Оскар. — Бывший начальник производственного отдела Фредериксен нервно оглядел зал маленького кафе, где они сидели.
— А я тебе говорю, идиотом будешь, если откажешься. — Оскар слегка понизил голос. — Соглашайся, парень, денег огребешь кучу!
При слове «куча» протез верхней челюсти Оскара выскользнул из предназначенного ему места. Оскар раздраженно затолкал его языком обратно.
— Ты можешь за день заработать столько, сколько не зарабатывал за месяц, вкалывая коммивояжером.
Верхняя челюсть снова свалилась на нижнюю, и Оскар с проклятием водворил ее на место. Вообще-то она стоила чертову уйму денег, эта челюсть. Ее делал один из лучших протезистов, в ней сверкали три золотых зуба. И держалась она в целом неплохо, вот только не терпела звука «к». Каждый раз, когда он произносил «к», она выпадала. Очевидно, точно так же она должна была реагировать и на «ку», но Оскару не представлялось возможности это установить — слов на «ку» он не знал[5].
— И нечего тут бояться, — продолжал Оскар. — Вот смотри. — Он достал карточку на масло. — Ты платишь за них оптом по две кроны, а толкаешь по четыре монеты.
Произнеся слово «кроны», Оскар снова задвинул челюсть на место.
— Это-то мне ясно, — сказал Фредериксен.
— Точно так же и с другими карточками, — говорил Оскар, — и со шведскими кронами, и с долларами, и со всем остальным. Со всего — сто процентов дохода.
— Угу. — Насколько мог судить Фредериксен, дело было стоящим.
— И нечего тут бояться, — повторял Оскар.
— Понятно. — Раздумья Фредериксена были вызваны, собственно, не опасением преступить закон. К этому времени он дошел до состояния, в котором зарабатывать деньги, не нарушая законов, уже просто невозможно. С другой стороны, деньги — не самое главное в жизни, он это всегда говорил. Должна же быть у человека какая-то гордость за свое дело, а в предлагаемой ему афере худшее — то, что она совершенно не поднимала его престиж. Все придется вершить втайне, за закрытыми дверями, так что заманчивого тут не так уж много.
— А если и попадешься, — говорил Оскар, — отсидишь месяц, и снова на свободе. Это все — издержки производства.
— Попробовать можно, — задумчиво покачал головой Фредериксен. Собственно, что может помешать ему называться при этом оптовиком?
— Чудно, чудно! — восторженно закричал Оскар. — По этому поводу надо взять еще пива. Значит, на днях я передаю тебе первую партию товара. У тебя сейчас с наличными как?
При слове «как» челюсть снова выпала.
— Вот это да! — восхитился Оскар, когда Фредериксен назвал сумму. — За них ты получишь неплохую коллекцию.
Виртуозность, с которой Оскар заталкивал челюсть, с каждым разом росла.
— Выпьем за доброе сотрудничество, — предложил он, подняв стакан.
— Давай, — рассеянно отозвался Фредериксен. А почему бы ему не переоборудовать свою комнату по типу конторы? С письменным столом и, может быть, вращающимся стулом? Что из того, что клиенты приходить туда не будут? Зато он сам прекрасно сможет сидеть там и готовить все нужное к продаже.
Эта мысль мигом привела его в отличное расположение духа.
Момберг на секунду оторвался от очередной горелки. Ему послышались на лестнице чьи-то шаги.
Внезапно распахнулась дверь, и в мастерскую вошли двое в светлых плащах. Один из них вплотную приблизился к Момбергу.
— Уголовная полиция, — коротко представился он. — Господин Момберг?
— Да, это я. — Его голос дрогнул. Неужели они докопались до той незаконной сделки?
— Некоторые обстоятельства свидетельствуют о том, что вы получали от одной здешней фирмы материалы, не имея разрешения на их закупку, — сказал полицейский. — Вы это признаете?
— Да, — еле слышно произнес Момберг. Значит, так оно и есть. — Но ни до, ни после этого случая я ничем подобным не занимался!
— Вы позволите нам обыскать помещение? — спросил полицейский. — В противном случае мы все равно получим санкцию прокурора, так что вам лучше согласиться сразу.
— Пожалуйста, обыскивайте сколько угодно, — сказал Момберг.
Полицейские приступили к делу. Они повыдвигали все ящики, вынули все бумаги — фактуры, переписку с министерством и вообще все, что там было. Документы они сложили в кучу на полу.
— Кроме этого, у вас ничего нигде не спрятано? — спросили у него.
Момберг энергично отверг это подозрение.
— Ну, тогда можно отправляться. Я вынужден просить вас следовать с нами, — сказал полицейский Момбергу.
Момберг надел пальто и вышел вместе с ними. Полицейские шли слева и справа от него, очевидно опасаясь, как бы он не сбежал.
У подъезда собралась большая толпа. Жители всего квартала мигом узнали, что происходит. Все уставились на Момберга, едва он показался в дверях, и он почувствовал огромное облегчение, оказавшись в автомобиле, который тут же отъехал. Большего позора в его жизни не было.