Башня на краю света

Она разделалась и с тем пакетиком со сладостями, на который наткнулась как-то раз у него в ранце, когда полезла за коробкой для завтрака. Он был основательно завернут в газету и тщательно припрятан на самом дне. А легкое недоумение, почему он даже не спросил про этот пакетик, ей удалось рассеять, объяснив это самой себе тем, что ему просто стыдно: он же понимал, что поступил нехорошо, ведь он обещал ей больше не красть. Но вот чего она не могла предотвратить, так это появления у них в доме молодого человека, больше похожего на страхового агента, чем на сотрудника уголовной полиции, как она их себе представляла; он спросил, здесь ли, как ему сказали, живет мальчик Джимми, тот самый, который предпринял небольшой налет на универсам, и до тех пор втолковывал ему, что с этим шутки плохи, пока наконец Джимми, с большой неохотой, не вытащил из-под кровати, где стоял его ящик с игрушками, кое-что из украденного. И она не могла предотвратить его вторичное появление через несколько дней прямо во время ужина, когда он устроил мальчику еще более строгий допрос насчет его возможного участия в «самой настоящей краже со взломом», как он выразился, имевшей место в лавке на углу. Уж к этому-то Джимми никак не мог быть причастен, потому что был в это время дома и крепко спал, но мужа эти участившиеся визиты полиции довели уже до такого состояния, что виноват был мальчик или нет — дела не меняло.

При появлении того, из уголовной полиции, он резким движением отпихнул от себя тарелку на середину стола, и она так там и осталась. С половиной фрикадельки, двумя картофелинами и застывшим соусом. Нависшее в комнате молчание было таким гнетущим, что, казалось, даже дышать трудно, как бывает перед грозой.

Когда она наконец нарушила его, спросив, не подогреть ли фрикадельки, муж не ответил, она попыталась доесть свою порцию, потыкала вилкой, но не могла проглотить ни кусочка, подняла голову от тарелки и через стол посмотрела на него.

— Нет уж, с меня довольно, меня такая жизнь не устраивает, — заговорил наконец муж, слишком перетрусивший, чтобы заорать и стукнуть кулаком по столу, как это было после первого посещения полиции, — нет уж, хватит, не желаю я, чтоб ко мне каждый божий день шлялась полиция. Пусть со мной никто и никогда не считался, но я, черт дери, еще ни разу в жизни не сделал ничего такого, чтоб мне пришлось иметь дело с полицией, и я не желаю, чтобы весь дом о нас судачил, на кой черт мне все это нужно? Не желаю, Эвелин. Ты слышишь, что я говорю?

— Да, — прошептала она, — но… но ведь это же не он.

Муж затряс головой.

— Ну и что. А в прошлый раз это был он, и в следующий будет он; они уже взяли нас на заметку и чуть что — будут являться.

— Это несправедливо, — вступил в разговор Джимми, — это же не я вовсе, он же сам сказал, что, значит, я тут вовсе ни при чем.

Муж медленно повернул голову, будто только сейчас его заметил.

— Иди-ка ты спать, — устало сказал он. — Иди давай, и чтоб глаза мои тебя не видели.

— Но если я вовсе не виноват, — запротестовал мальчик, — и я еще не доел…

— Иди спать, Джимми, — выдавила она из себя, не глядя на него, — иди, раз отец говорит.

— А почему это? — упрямо сказал мальчик и так толкнул свою тарелку, что она выехала на середину стола. — К черту!

В спальне что-то стукнуло, грохнуло, будто он швырнул на пол ботинки или пнул что-то ногой, и она боязливо покосилась на мужа, но он будто и не слышал, сидел не шелохнувшись. И она тоже не двинулась с места, махнув рукой на тарелки с остатками остывшей еды, а, не все ли равно, зачем теперь убирать и наводить порядок.

— Что же нам с ним делать?

— Не знаю, — сказала она одними губами. — Просто не знаю.

— Ну а этот твой Дункер, он теперь, значит, слава богу, в стороне, так?

— Он же про это не знает. Во вторник он, наверное, придет.

— Ну и придет, а что проку?

И что, правда, проку, если Дункер придет, сядет, посмотрит на нее своими грустными карими глазами и скажет своим ласковым голосом, что ничего страшного тут нет: мальчишки вечно норовят что-нибудь стянуть. А хоть бы и был прок — сейчас-то Дункера здесь не было.

«Если понадобится, вы всегда можете со мной связаться. У нас прием по четвергам, вечером, в это время меня всегда можно застать».

И он не только записал ей адрес и какие туда ходят автобусы, но и подробно объяснил, как и где его найти.

«Здравствуйте, фру Ларсен, — будто услышала она его голос, представляя, как он, приветливо улыбаясь, поднимется ей навстречу из-за письменного стола, — присаживайтесь, пожалуйста. Ну, как у вас дела?»

И ей вспомнилась та самая его фраза, прозвучавшая тогда в столь несвойственном ему решительном тоне; «Никуда он больше не уедет, я, во всяком случае, сделаю все возможное, чтобы не допустить этого».

Она глубоко, прерывисто вздохнула.

— Я поеду и поговорю с ним. Сегодня четверг, и он должен быть на месте, адрес у меня есть.

В глазах мужа мелькнуло удивление. Потом он задумчиво кивнул.