— Но зато, — продолжал муж с нажимом, — зато на работе со мной считаются, это уж точно, они знают, что я хороший работник, что со своим делом я справляюсь, и, вот попомни мое слово, когда начнутся увольнения, они не ошибутся и уж мне-то не принесут того листка.
— Тебе-то, — снова фыркнул Джимми. — Да тебя они первого выгонят!
Муж круто повернулся и дрожащим пальцем ткнул в сторону телефона.
— Давай звони! — завопил он. — Сию минуту! Пускай приезжают и забирают этого барина, да чтоб живей поворачивались. Я не намерен терпеть, чтобы он оскорблял меня в моем собственном доме, понятно? И так уж… все эти годы…
Слова застревали у него в горле, он задыхался и хрипел.
— Ты слышала, что я сказал? Звони. Сию же минуту.
И так как она не двигалась с места, словно еще надеясь на какой-то выход, крикнул:
— Ну что, может, мне самому позвонить?
Она отрицательно качнула головой: да нет, она позвонит, хотя это была пустая угроза, громкие слова — муж боялся телефона не меньше, чем она сама, и никогда не звонил, придется позвонить ей… Но телефон зазвонил раньше, чем она успела подойти к нему, так точно они рассчитали время, которое Джимми потратил на дорогу. До чего ж они там сообразительные!
— Да, — ответила она на вопрос, дома ли он. — Он только что приехал, я как раз собиралась вам звонить.
— Мы свяжемся с фрёкен Лунд и попросим доставить его как можно быстрее. С этими его побегами надо кончать. Позаботьтесь, чтобы он был дома, пока она не приедет, договорились?
— Хорошо, — сказала она и положила трубку, недоумевая, каким образом она может об этом позаботиться, потом медленно повернулась к ним.
— Ну что? — спросил муж. Гнев его, видимо, уже остыл. — Что там?
— Приедет фрёкен Лунд и заберет его.
Взгляд мужа ускользнул от ее глаз в сторону.
— Ну что ж, ладно, — кивнул он.
И немного погодя добавил:
— Так будет лучше.
— Да, — сказала она, не глядя ни на кого из них. — Так будет лучше.
Тут послышался глубокий, прерывистый вздох Джимми, и он наконец разразился слезами. Теперь это был просто маленький одиннадцатилетний мальчик, слезы душили его, мешая говорить. Впрочем, смысл его слов разобрать можно было:
— Так я и знал, я же знал! Нельзя было снова сюда бежать.
— Ну-ну, — сказал муж. — Эвелин, не найдется у тебя чего-нибудь дать ему? Лимонада или еще чего?
Конечно, у нее нашелся лимонад, целых две бутылки, она намазала вареньем два кусочка французской булки и, сидя против него за столом, понемногу вытянула из него кое-что, не так много, но все же теперь можно было объяснить его побег. Его задразнили, уверяя, что Джимми — негритянское имя, а он не выносит насмешек. Что угодно, только не насмешки. Завязалась драка, а драться не разрешают. Воспитатель, который разнимал их, принял сторону другого, потому что тот меньше. Это было несправедливо, и Джимми возмутился.
Рассказ был бессвязный, да к тому же то и дело прерывался отхлебыванием лимонада. А ведь раньше слушать Джимми было одно удовольствие. Он мог говорить без умолку, она сидела на краешке кровати, а он, умытый, лежал, заложив руки под голову, и рассказывал, рассказывал, да так, что она только диву давалась, откуда что берется, как он ухитряется так ловко сочинять все эти забавные истории и так выразительно описывать маленькие события своей жизни, так подробно и красноречиво. А теперь она удивлялась, куда все это исчезло, вместо рассказа — короткие, отрывистые фразы, да и те надо из него вытягивать. Видно, этот новый Джимми не был больше занятным маленьким человечком, способным вызвать интерес у людей.
Он доел хлеб с вареньем и собирался приняться за вторую бутылку лимонада, а муж успел спуститься вниз купить газету, когда появилась фрёкен Лунд. Так быстро, как только смогло такси довезти ее из одного конца города в другой. Она была настроена немедленно снова пуститься в путь: такси ждало внизу, а по дороге она посмотрела расписание, если повезет, они успеют на одиннадцатичасовой — пусть только Джимми поспешит расправиться с лимонадом.
— А другого поезда нет? — спросил муж, не поднимая носа от газеты.
Фрёкен Лунд снисходительно улыбнулась, она всегда снисходительно улыбалась своим клиентам и никогда не теряла терпения.
— Конечно, есть, господин Фредериксен, но я не вижу никаких причин ждать. Мы должны положить конец этим безответственным побегам, и лучше всего это сделать, максимально сократив их продолжительность. Счастье еще, что я не успела уехать на уикенд к сестре. Я уже выходила, меня едва сумели перехватить. Ну, Джимми…
Она посмотрела на мужа. Обычно они давали ему в дорогу немного денег — на пару сосисок и бутылку лимонада на пароме или пакетик конфет на вокзале; у мужа, видимо, мелькнула та же мысль, он полез за кошельком, но фрёкен Лунд предостерегающе подняла руку.
— Лучше не надо. Нам предстоит не увеселительная поездка.
— Ну почему же, — сказал муж, у него даже лоб покраснел. — Что тут такого?
— В другой раз, господин Фредериксен.
Она снова улыбнулась, терпеливо, но решительно.
— Ну как, Джимми, идем? Такси ждет.