Башня над Камой

Где-то близко кричит орёл — роняет клёкот. И клёкот этот падает не из поднебесья, а доносится из Танаевского бора. Здешнего орла я знаю и знаю старую сосну, где его гнездо из ветвей и сучьев, и никому не говорю про него, чтобы орлу жилось покойно. Голос он подаёт редко: только в малолюдье и в такие вот, редкостной ясности, дни, когда хочется петь от радости.

Хорошо-то как! Хорошо.

Нигде больше — только в Прикамье — найдены бронзовые изваяния птиц с простёртыми крыльями и лицом человека на груди. Столько красоты и силы в этом лице! Оно одухотворено полётом, когда человек парит выше чаек и ласточек, и земля, и небо, и люди любят его.

Я распластываю руки — широко, так что хрустят плечи.

Дети смотрят на меня, и в глазах их я вижу ожидание чуда.

— Папа приехал! — закричала Галя.

Внизу у баржи стоял катер «Орион» и гудел: у-уу-ууу!..

Мы подняли овец, что дремали в тени башни, и по пологой спине горы препроводили отару к устью Тоймы.

Отец поцеловал Галю, взял на руки, как маленькую:

— Доченька… — Лицо его исказилось.

Ни к кому в отдельности не обращаясь, Галим спросил шёпотом:

— Чего это он?

Василий толкнул его в бок:

— От радости.

Капитан смахнул слёзы и сказал:

— Извините… Я не поздоровался, не познакомился…

Он назвал себя и, не хвастаясь силой, как все остальные люди, осторожно пожал мою руку. А про ребят спросил:

— Ваши?

— Земляки.

— Мы тут все земляки, — обрадовался капитан. — У меня беда-то какая? Трос перетёрло. В тумане не найду баржу с дочерью — и баста. Что ты будешь делать? Я уж и в Челны съездил, заодно отвёз пассажиров. И там нет баржи. И у Гусиного острова искал, и в затоне, и на Кривуше. И гудел, людей расспрашивал. Нету. Да что это, думаю, Тихий океан, что ли?

Он ещё и ещё раз пожал мне руку — на этот раз больновато! — и произнёс с чувством:

— Спасибо!

— Я тут ни при чём, — сказал я. — Это всё ребята: Галим и Василий.

— Они? — не поверил капитан.

Мы с Галей ответили в один голос:

— Они.

Капитан сдвинул фуражку на лоб, почесал в затылке и сказал:

— Сходни спустили. Откуда сила-то взялась? Отарушку вывели промяться. А то погибла бы отарушка-то! Галя, ты им хоть помогала маленько?

— Маленько, — отозвалась девочка.

— Много! — уточнили Галим и Василий.

— А что вы ели-то? — спросил детей капитан.

Татарчонок не без гордости ответил за всех:

— Рака!

А Василий добавил:

— Галим поймал.

— Одного рака? — покачал головой капитан. — Это не еда.

— Мы ещё картошку ели! — вспомнила Галя.

— Картошку? Картошка ещё туда-сюда, — сказал капитан.

Он вынес с катера трёх копчёных лещей и самого большого отдал Галиму, а остальных Василию и мне:

— Угощайтесь.

Потом мы помогли капитану собрать отару и посадить на баржу. Овцы поднимались по сходне и часто кланялись. Мне показалось, что Белой Предводительницы среди них не было.

— Как баржу поведём, — спросил капитан Галю, — на тросу или «под ручку»?

— «Под ручку», — ответила девочка. — Чтобы с катера на баржу ходить можно было: овец проведывать.

— «Под ручку» я баржу с мели не сдёрну. На тросу поведём. Трос у меня запасной: стальной — не порвётся…

Он посмотрел на нас и снял фуражку. Волосы у него были короткие, как у старого боксёра, выгоревшие добела, а глаза при солнце не синие, а голубые.

— Ну чего, мужики… — начал он, и голос у него дрогнул. — Ехать надо…

Мне, Галиму и Василию — каждому в отдельности — он бережно пожал руку и каждому в отдельности же сказал:

— Будьте здоровы.

И опять спросил меня про ребят:

— Родня маленько?

— Земляки.

— Ааа…

Так же по отдельности с каждым из нас за руку попрощалась Галя. Мне она сказала:

— Будьте здоровы.

А мальчикам с прибавкой:

— Не скучайте тут без меня.

— Я не буду, — заверил Василий.

А Галим понюхал подарок — копчёного леща — и заявил с упрямкой в голосе:

— А я буду.

Василий тоже понюхал леща и поправился:

— Я, может, тоже буду…

Отец и дочь поднялись на катер «Орион». После хлопот катер стащил баржу с мели, повёл её на стальном тросе, повернувшись к нам правым бортом. Галя прощально махала нам красным флагом и что-то кричала.

Что?

Из-за шума двигателей слова девочки разобрать было нельзя, но Василий сказал:

— Хвалит нас.

— Кого? — насупился Галим. — Тебя одного, что ли?

Василий посмотрел на меня и сказал:

— Нас всех.

«Орион» удалялся вверх по Каме, и за Заячьим островом его не стало видно. Я попрощался с ребятами и поднялся на гору Чёртово городище — наглядеться на Каму.

На горе я пробыл до вечера.

Здесь солнце было близко от меня. Сухие стебли веночника слюдяно сверкали и розовели в его лучах. Казалось, солнце садится в розовые снега, что дожили у башни до раннего лета, и они не жалеют о том, что сейчас уйдут в землю и дыханием растают в небе.

Глава седьмая. Сотворение планеты

Галя стояла в рубке около отца и время от времени с нежностью дотрагивалась до него, чтобы лишний раз убедиться, что отец здесь и больше не потеряется.

Оглаживая рукояти штурвала ладонями в несмываемом мазуте, отец улыбался и хмурился одновременно.