— Ты уверен, что всё понял правильно? — Павел Григорьевич стоял, чуть ссутулившись и облокотившись правой рукой о спинку одного из стоявших в кабинете кресел, в которое он так и не сел. Кир заметил, что седина в светло-русых волосах Савельева, которая никогда слишком явно не бросалась в глаза, сейчас вдруг проступила отчётливо и выпукло, тускло поблескивающими прядками, седыми висками…
— Ты уверен, что не ошибаешься?
— Павел Григорьевич, он не ошибается! — Стёпка Васнецов пришёл на помощь Сашке, потому что тот, рассказав всё, чему был свидетель, казалось, просто выключился, выдохся и теперь смотрел себе под ноги, не решаясь ни на кого поднять глаза.
— Возьми стул и сядь, — сжалился над ним Савельев. — Степан, подай ему стул.
Стёпка с готовностью выполнил просьбу и тут же, повернувшись к Павлу Григорьевичу, заговорил про рубашку Кира, её таинственное исчезновение и про пузатый портфель Рябинина.
— Видите, всё сходится!
— Сходится, — задумчиво согласился Савельев.
В комнате воцарилась тишина, все ждали, что скажет Павел Григорьевич, но он молчал. Вера не выдержала. Она чуть подалась вперёд, на её глазах снова блеснули слезы, и она зло выкрикнула:
— Ну что вы все молчите, а? Павел Григорьевич, и вы тоже! Скажите… сделайте что-нибудь. Неужели этому трусу вот так всё сойдет с рук? Если бы не этот гад… если б не этот стукач, дед был бы сейчас жив!
Павел Григорьевич внимательно посмотрел на Веру. Под его спокойным взглядом она замолчала, нервно закусила губу, но ярости и злости в её глазах не поубавилось.
— Всё не так просто, как тебе это представляется, Вера, — негромко сказал Павел Григорьевич. — Даже если бы… — он чуть запнулся, не смог сразу выговорить Сашкино имя. — Даже если бы Александр пришёл ко мне или к твоему деду сразу же после того, как услышал этот разговор, и всё рассказал, ему бы вряд ли поверили.
— Почему? — тихо спросил Марк.
— Потому что трудно, если не сказать — невозможно, поверить тому, кому ты не доверяешь.
Злость и ненависть в Вериных глазах уступили место удивлению и затем пониманию.
— Да, Вера, да. Представь себе ситуацию, когда к тебе приходит человек, которого ты считаешь стукачом, двойным агентом, и начинает рассказывать, что кто-то из тех, кому ты доверяешь, ну скажем… — Савельев обвел глазами ребят, остановился на Мите и чуть заметно улыбнулся. — Скажем, Митя. Так вот, приходит такой человек и говорит, что Митя замыслил против тебя что-то недоброе. Ты бы поверила?
— Нет, конечно!
— Вот видишь.
— Нет, ну погодите, — подал голос Степан. — Неужели вы не стали бы ничего выяснять? Ну хоть что-то.
— Стали бы, — устало согласился Павел Григорьевич. — Обязательно стали бы. Только вот методы, которые Алексей Игнатьевич использовал, они… как бы это получше сказать… не всегда приводили к выявлению истины. Силовое воздействие очень часто даёт только пятидесятипроцентную гарантию.
— Что это значит? — снова спросил Марк.
— Это значит, — насмешливо ответил Лёнька вместо Павла Григорьевича. — Что, если фактическая информация совпадает с тем, что хочет услышать тот, кто выбивает показания, то получается, подозреваемый скажет правду, а если нет, то выбитое признание будет полностью ложно. Пятьдесят на пятьдесят.
— Всё правильно, — кивнул головой Павел Григорьевич. — Насильственные методы несовершенны. А человек, из которого силой выбивают показания, часто говорит то, что от него хотят услышать. Вон Кирилл это хорошо знает. Да, Кирилл? — Савельев повернул голову к Киру.
Кир зябко повёл плечом. Воспоминания о первой в его жизни встрече с генералом Ледовским были не из приятных. Ника при словах отца нахмурилась, её тонкие брови чуть изогнулись.
— Кирилл как раз ничего вам и не сказал! — сердито выпалила Вера.
— Кириллу просто повезло. И…
На рабочем столе, прямо рядом с Киром, резко и тревожно зазвонил телефон. Кир вздрогнул, а Павел Григорьевич, прервавшись на полуслове, оторвался от спинки кресла, на которую он всё ещё облокачивался, подошёл к столу и снял трубку. Он не успел ничего сказать — на другом конце сразу заговорили, вероятно, о чём-то очень важном, потому что Савельев слушал, не перебивая. Наконец, по его холодному и спокойному лицу пробежала тень брезгливости, и он негромко произнёс:
— Вадим, ты пьян что ли?
От этих слов Кир неожиданно для себя засмеялся, но тут же заткнулся под взглядом Савельева.
— Что за чушь ты несёшь, Вадим?
Невидимый собеседник Савельева снова что-то заговорил. Кирилл, поскольку он стоял ближе всех, слышал голос, раздававшийся в трубке — торопливый, порывистый, но слов было не разобрать.
— Хорошо, — опять сказал Савельев, дождавшись паузы, образовавшейся в лихорадочном монологе, и с нажимом повторил. — Хорошо. Я приду. Да, в девять. Я понял куда, Вадим. Прекрати истерику.
Павел Григорьевич положил трубку, тяжело опёрся о край стола и постоял так где-то с минуту, видимо, переваривая полученную информацию. Потом выпрямился, засунул руки в карманы и неожиданно тепло улыбнулся всем.
— Ну, ребята, вы молодцы, что пришли и рассказали. Спасибо. А теперь… извините, мне придётся отлучиться — дела.