Башня. Новый Ковчег 3 (СИ)

В бок ткнулось что-то тёплое. Лиза. Мягким и ласковым котёнком подлезла под руку, боднулась гладким лбом, тихонько засопела. Аня инстинктивно прижала к себе сестру, крепко, как будто боялась, что Лиза сейчас вырвется и побежит, в чужую комнату, где влажно поблёскивали полы, а в углу неряшливой кучей было собрано постельное бельё, одеяло, подушка, хранившая отпечаток маминой головы.

— Жалко девчонок, маленькие ещё. Младшая-то совсем дитё. Но хоть и то счастье, что горе не понимает, — высокая говорила так, словно их с Лизой не было в комнате, обращаясь к своей молчаливой напарнице. Та в угрюмой сосредоточенности протирала полки, возила тряпкой взад и вперёд по гладкому голому пластику. — А сам-то как застыл. Сидит в комнате — чистый истукан, я заглядывала, головы не повернул.

«Сам-то» — это про отца. Аня знала.

Папа, как открыл им дверь, этим двум женщинам, так сразу и ушёл потом в гостиную. Сел и сгорбился, руки уронил на худые колени, уставился в одну точку. Плакал. Аня знала, он теперь почти всё время плакал.

— Младшая-то на отца похожа. Такая же рыженькая, только кучерявая, — продолжала высокая, окуная швабру в ведро с водой. — А старшая — вылитая мать. Глянь, Даш, как глазищами зыркает. У матери-покойницы такие же были, не глаза, а колодцы чернущие, бездонные…

— Ну хватит уже языком трепать, — молчаливая Даша бесцеремонно прервала свою напарницу, и та тут же закрыла рот. — Похожа и похожа, чего теперь. Вот и будет младшей заместо матери…

***

Дверь за спиной глухо захлопнулась, и Анна, не оборачиваясь, быстро зашагала прочь, к Северному выходу. На КПП, перегораживающему путь к площадке лифта, машинально сунула пропуск сонному мальчишке-охраннику, прошла через арку и почти сразу же села в подъехавший лифт. Пристроилась в углу, наблюдая, как грузчики загружают какие-то коробки. В этот ранний час людей, которым требовалось спуститься вниз, было немного — Анна, да ещё какая-то женщина, поэтому по утрам лифт и использовали главным образом для того, для чего он и был предназначен — для перевозки грузов.

Анна прикрыла глаза, чувствуя, как её обволакивает туман, запускает ватные щупальца в голову, сдавливает. Она вдруг испугалась, что заснёт прямо здесь, стоя, прислонившись к обшарпанному поцарапанному пластику. Потому что, судя по всему, она только тут и могла заснуть: между небом и землёй. Между верхними этажами, где по-прежнему жила тень Лизы, и нижним больничным ярусом, где как зверь в клетке метался Савельев.

Что за блажь пришла ей вчера в голову — провести ночь в квартире, где они жили с Лизой и папой, в той самой квартире, где она почти не бывала, — Анна и сама не знала. С чего она вдруг решила, что там, вдали от Павла, она наконец-то сможет выспаться. Вот глупая. Воспоминания едва не опрокинули её, как только она пересекла порог, и вместо сна она всю ночь просидела в Лизиной комнате, перебирая её детские игрушки, разговаривая, объясняя сестре, снова и снова пытаясь вымолить у неё прощение. За себя. И за него.

А Лиза, устроившись напротив, подтянув острые коленки к подбородку, внимательно слушала. И все слова оправдания разбивались о синий холод неживых глаз.

После смерти мамы они остались вдвоём. Она и Лиза. Отец жил горем и иногда, выныривая оттуда, смотрел на Анну изумлёнными глазами и говорил торопливо и виновато:

— Ну ты, Анечка, как-нибудь сама. Как-то справляйся.

И она справлялась.