Павел быстро пересёк кабинет, остановился у стола, чуть нагнулся. Анна, без слов поняв, что он хочет, развернула экран к Павлу. Файл с результатами скрининга был уже открыт. Он всё понял. Пашке никогда не нужно было объяснять по два раза. Многолетняя дружба давно сделала их одним целым. Никто лучше, чем Пашка, не знал её, Анну. Поэтому даже то, что он сейчас находился в её кабинете, там, где быть в общем-то не должен, казалось Анне естественным и закономерным. Павел мыслил так же, как она, и, зная, что утром медикам будет объявлено о законе и даны дальнейшие указания к действию, он пришёл сюда, к ней.
— Паша, я просто изменю результат с положительного на отрицательный, никто ничего не узнает, — быстро сказала Анна.
— Нет! — Павел перехватил её руку и повторил. — Нет.
— Нет?
Она его любила. Любила, вряд ли до конца сама понимая и признавая это. Пашка был в её жизни всегда. Или почти всегда. С того самого дня, когда подошёл к ней в школе и позвал к себе смотреть макет Башни.
— Отец делал. Хочешь поглядеть?
Она, ещё ошеломлённая, не пришедшая в себя после недавней смерти матери, не понимающая, что она делает среди всех этих шумящих и галдящих сверстников, уставилась в его открытое веснушчатое лицо и молча кивнула.
Так началась их дружба, которая незаметно переросла во что-то большее для неё. Но не для него.
Смешно, но Анну это никогда не беспокоило. Всё равно Павел всегда был рядом. Даже когда пахал почти без выходных два года на своей электростанции, и их разделяли три сотни этажей. Даже тогда… Поэтому новость о том, что Павел встречается с её сестрой, стала для Анны полной неожиданностью. Она и узнала об этом самой последней. Борька ей не сказал, утаил. Дурак. Анна так и не смогла до конца ему это простить. А Павла простила. И Лизу тоже. Не могла она по-другому. Потому что ближе, чем эти двое, у неё никого не было.
К тому же Анна чувствовала, что Лизе — хрупкой, ранимой, такой неприспособленной к суровой жизни — Пашка был просто необходим. Он твёрдой стеной ограждал Лизу от всех невзгод и волнений. Лучше Пашки ни у кого бы не получилось. И Анна, любя их обоих и не в силах разделить эту любовь на части, поняла и приняла.
— Не делай этого! — горячие пальцы Павла больно сжали её запястье.
— С ума сошёл? — Анна резко выдернула руку и потрясла ею. На белой коже остались красные пятна.
— Извини, — пробормотал он.
— Да ну тебя! — Анна потёрла руку и бросила сердитый взгляд на Павла. — Ты совсем дурак, не понимаешь, что ли? Если я сейчас не исправлю результаты второго скрининга, то Ванечка... он… чёрт, Паша, да я просто обязана буду включить его в тот список, который… которых придётся…
У Анны язык не поворачивался сказать «убить».
— В общем, ты сам знаешь, — зло закончила она.
— Ты этого не сделаешь.
Анна удивлённо посмотрела на Павла, и вдруг до неё дошло. Она поняла, что Пашкин помятый вид, небритость, воспалённые красные глаза, всё это не из-за капризов дочери, нет… капризы были не причём.
— Так это ты был инициатором этого закона, — Анна не спрашивала. Она утверждала.
Всё же было очевидно, как она не видела этого раньше. То, как Пашка всегда уклонялся от дискуссии. Убегал, едва они с Борисом начинали спорить. То, как он молчал, уйдя в себя, когда она рассказывала ему о диагнозе сына. Это был его закон — его, Павла Савельева. И сейчас, глядя в потемневшее Пашкино лицо, в его плотно сжатые губы, Анна поняла, что он не отступится. Принципиальность, идеализм, глупость, страх не усидеть в кресле Совета — весь этот дьявольский замес Анна прочитала на лице Павла.
— Ублюдок, — едва слышно, одними губами прошептала она.
Он побледнел и ничего не ответил.
Ему нечего было ей сказать.
Глава 14
Глава 14. Кир
Кир вернулся в класс, где его ждала мать.
После свары, устроенной у грузового лифта, люди потихоньку, кто-то молча, а кто-то, недовольно бурча себе под нос, разошлись по своим местам, а Бахтин, Егор Саныч, отец Кира и несколько инициативных женщин из разряда тех, без которых не обходится ни одно совместное мероприятие, пересчитали коробки и пайки и велели им с Вовкой перетащить всё в медпункт. Лёха к тому времени успел куда-то слинять.
В медпункте всё ещё раз переписали и организовали выдачу. Было уже время обеда, и люди, гонимые голодом и любопытством, стали подтягиваться к медсанчасти. Отец получил пайки на свою семью и на Марину и, отдав их Киру, отправил того восвояси со словами:
— Давай дуй к матери, а то она уж, наверно, места себе не находит.
Мать была на удивление спокойна. От людей, расположившихся по соседству, она уже всё узнала: и то, что медицинская бригада не приехала, и то, что привезли паёк, и даже то, что Егор Саныча чуть не побили.
— Ну ладно, не приехали сегодня, приедут завтра, — бормотала мать, деловито сворачивая свой спальник и пристраивая его в угол. И словно в ответ на её бормотание нелепым припевом дурацкой песенки-неотвязки из противоположной стороны класса раздавалось:
— Никто не приедет, никто не приедет…