Башня. Новый Ковчег

Анна появилась наверху, когда умер Константин Генрихович. Сердечный приступ. Быстрая, милосердная смерть. Была гражданская панихида, и много людей. Борис не ожидал, что тихого и скромного Константина Генриховича придёт проводить столько народу. Анна принимала соболезнования, и Борис видел, как нелегко ей это даётся. В ней словно что-то надломилось, и, хотя внешне она была всё та же Анна — прямая, выдержанная, цельная — внутри неё росла и ширилась трещина, невидимая для остальных людей, но такая явная для него, Бориса.

Павел пришёл с Никой. Увидел Анну и остановился, как будто натолкнулся на невидимую преграду.

— Тётя Аня! — маленькая Ника дёрнулась к Анне, но Павел не отпустил. Подхватил дочь на руки.

— Пойдём!

Развернулся и вышел. Громкий плач Ники, недоумённые переглядывания людей. Анна даже не обернулась.

Потом они сидели вдвоём в её маленькой квартире. В квартире, где в детстве они — он, Анна, Павел — проводили вместе времени больше, чем где-либо в другом месте. У него они не собирались из-за отчима, а у Пашки из-за матери, холодной и вечно всем недовольной женщины.

— Я устала, Боря, — сказала Анна. — Выгорела. Я больше не врач. После всего, что случилось, после этого принятого закона… какой я врач…

— Такой же, как и всегда, Аня, хороший. Ты — хороший врач.

— А, пустое, — на её глаза навернулись слёзы. — Сейчас ведь даже спасать никого не надо, всё отдано на милость природе. Поболит и само пройдёт. А если не пройдёт, то…

Борис смотрел на неё. «Спасать, — думал он. — Да тебя саму нужно спасать, Аня, саму…».

Мысль пришла в голову неожиданно. Вернее, те мысли, что занимали его в последнее время, крутились в голове, неожиданно оформились и сложились в законченный паззл. Анна — вот та частичка, которой не хватало ему для полноты картины.

— Аня, — он осторожно дотронулся до её руки. — У меня есть предложение. Ты только не говори сразу «нет». Подумай.

И, не давая ей времени прийти в себя, заговорил. Быстро. Напористо. Стремительно. Он знал — людям это импонирует. Уверенность и открытость. Немного правды и чуть больше лжи. Он — не Савельев, не несётся вперёд как паровоз. Его стиль — мягкая сила.

— Анна, на пятьдесят четвёртом, в больницу, нужен главврач. Это в самом низу. Сама понимаешь, из грамотных специалистов мало кто соглашается отправляться в такую дыру. А хорошие врачи ведь везде нужны, правда?

Она согласно кивнула.

— Но то, что это дыра, а это дыра, Аня, тут я тебе врать не буду. Дыра с самым отвратительным финансированием и всеми напрочь забытая. Но иногда и из этого можно извлечь пользу. Вот ты говоришь — теперь не надо никого спасать. А я с тобой не согласен. Хочешь спасать людей? Спасай! А я тебе помогу.

Он говорил и видел, как усталость и равнодушие на её лице сменяется любопытством, интересом, надеждой.

— Я правильно тебя поняла, Боря? Мы будем укрывать там людей от Закона?

— Не мы. Ты. Но я тебе помогу. Буду помогать по мере возможности. С лекарствами, документами… Но никто не должен знать.

Он замолчал и внимательно посмотрел ей в глаза. Всё ли она понимает, как надо? Она поняла правильно. Побледнела и коротко кивнула.

Там, на пятьдесят четвёртом, ему требовался свой человек. Давно уже требовался. Нынешний главврач, человек слабый и пьющий, не внушал доверия. Другое дело Анна. Да, она принципиальная, неподкупная, но… любые принципы можно поставить на рельсы нужного дела, и есть вещи, которые привязывают прочнее денег.

— Но, Ань, услуга за услугу. У меня там человек есть свой, хороший человек. Ивлев Сергей Сергеевич, завскладом медикаментов. Он тебе ни в чём не откажет, правой рукой станет. Но и ты… ты ему тоже помогай, когда он попросит. Во всём помогай. Хорошо?

Она ещё не успела сказать «да», но Борис уже видел, понимал — Анна согласилась.

* * *

Борис подождал, когда Анна успокоится, подошёл, сел на валун спиной к ней. Прижался. Почувствовал сквозь рубашку тепло её тела. Она не отодвинулась.

— Да подписал я твою заявку. Подписал. Завтра можешь забрать. Только пришлось кое-какие позиции вычеркнуть.

— Мне надо всё. Всё, что я указала.

— Аня, ну не наглей. Я и так делаю всё, что могу. Но я не господь бог, я всего лишь один из двенадцати членов Совета.

Борис замолчал. В глубине души он ругал себя, что ситуация вышла из-под контроля. Что Анна, не выдержав ожидания, сама прибыла наверх, и не просто прибыла, а осталась здесь на две недели, а это было совершенно не на руку Борису. И сейчас она, раздражённая, злая, выплескивала свои эмоции на него. Да, за эти четырнадцать лет многое изменилось, и Анна изменилась тоже. Та женщина, растерянная, жалкая, убитая смертью сестры и раздавленная законом об эвтаназии, исчезла, и новая Анна снова, как в детстве рвалась в бой. А он не знал, как её сдержать.