Они медленно спустились в долину, и казалось, свежий, влажный ветерок утолил их жажду и спас от недавнего ада. Теперь они проезжали по зеленеющим лугам, где паслись стада овец и лошади с длинными гривами. Маленький отряд остановился у скалистого обрыва, из которого бил фонтан в базальтовой чаше. На сухом стволе пальмы сидел старик, казалось, вовсе не замечавший их присутствия.
— Мы пересекли пустыню, нас мучит жажда, — обратился к нему полковник Жобер. — Мы пришли с миром и хотели бы напиться.
Старик ответил по-арабски, но со странным акцентом, словно ему был привычен совершенно иной язык:
— Можете взять воды, если пришли с миром.
— Мы пришли с миром, — повторил полковник. — Спасибо, от всей души, спасибо!
Они спешились и стали черпать воду руками, жадно поднося ее ко рту, смывая с лица и волос пыль, потом напоили измученных лошадей. Все это походило на сон.
— По ту сторону стены, возведенной ветром, меня ждут другие товарищи, тоже измученные жаждой и голодом, — продолжил полковник. — Могу ли я привести их сюда? Их жизни угрожает опасность в пустынном и засушливом месте.
— Приводи их, — ответил старик, — если они придут с миром.
Легионеры пустили лошадей пастись, еще раз напоили их, и прежде чем отправиться в путь, наполнили бурдюки прохладной водой.
— Мы будем здесь завтра на рассвете, — сказали они.
— Удачи, — напутствовал их полковник Жобер. — Я буду ждать вас.
— Кто вы такие? — спросил старик.
— Мы — французские солдаты, — ответил полковник Жобер.
— Что такое «французские»? — поинтересовался старик.
Жобер промолчал, понимая, что в этом месте он всего лишь человек.
Когда солнце начало клониться к закату, старик произнес:
— Ты можешь отведать моего хлеба, выпить моего вина и переночевать в моем доме, если хочешь.
— Я с удовольствием воспользуюсь твоим гостеприимством, — поблагодарил Жобер. — Я очень устал, я чужестранец в этой долине. И не знаю, куда мне идти.
Но в этот момент он заметил какое-то движение на башне Калат-Халлаки. На фоне постепенно темневшего неба показалась женская фигура, одежда, скрывавшая ее тело, развевалась на теплом вечернем ветерке. Жобер, завороженный этой картиной, шагнул за скалистый выступ, чтобы наблюдать происходящее.
Женщина медленно двигалась по стене замка, пока не дошла до южной оконечности огромного зубчатого бастиона. Там она остановилась, и в небо полилась ее песня. Голос поднимался все выше и снова падал в долину, чистый и звонкий, словно весенний дождь, переплетался с вечерним ветром, гулявшим среди пальм и золотистых виноградников, следовал за горделивым полетом сокола, кружившего над башнями замка. Потом пение оборвалось, подобно камню, встревожившему поверхность пруда, и из последней ноты вырос леденящий нечеловеческий вопль, крик ужаса, полный невообразимой муки, нарушивший бесконечный покой этого часа и этого чудесного места…
Жобер слушал, застыв от страха, а когда обернулся, за спиной его стоял старик.
— Боже мой, что это?
Старик молчал, опустив голову.
— Прошу тебя, скажи мне, кто может перейти от мелодичной песни к такому душераздирающему крику.
— Это песнь Альтаир, супруги Разафа. Когда она ехала из оазиса своих родителей, ее похитили люди без лица…
Жобер вздрогнул: в памяти, словно кошмар, возникли фигуры, высеченные на скале, — люди без лица, с Горгоной на груди.
— Разафу удалось освободить ее ценой огромных потерь и ужасных ран, но привез он ее сюда вот в таком состоянии. Альтаир больше никого не узнает и не знает, кто она такая. Время от времени, к вечеру, она выходит на стену замка и затягивает свою песню… завершая ее отчаянным криком… Разаф безумно влюблен и не может смириться с ее положением. Он ждет дня, когда из пустыни засверкает свет Знания, чтобы отвезти ее туда и исцелить.
— Я не понимаю, — удивился Жобер. — Что это за свет?
— Куда вы идете?
— На юг.
— Тогда, быть может, ты его увидишь, но тебе придется отправиться в Пески призраков… Если вы на это отважитесь, берегитесь людей песка.
— Ты хочешь сказать… блемиев?
Старик серьезно кивнул.
— Они прячутся среди песка, подобно скорпионам, и нападают внезапно. Если поймаете одного из них, не пытайтесь снять покрывало, прячущее его лицо… Ни в коем случае не делайте этого… — Он замолчал и перевел взгляд на крепость, потом снова повернулся к полковнику Жоберу, дожидаясь, пока крик женщины перейдет в безутешный плач. — Возвращайтесь обратно, если можете, — произнес он. — И забудьте о Калат-Халлаки.
10
Разаф сидел возле жены, пока служанки готовили ее ко сну. Они раздели ее, усадили в большую бронзовую ванну, поливая душистой водой прекрасное смуглое тело. Вымыв и вытерев, они уложили ее в постель, подали настой из лекарственных трав и вышли из комнаты.
Разаф еще долго сидел, глядя на нее пылающим взором, и глаза его были полны слез; он ласкал ее лицо и тело, но женщина оставалось холодной и неподвижной, словно статуя.
— День близится… — прошептал он ей на ухо. — Когда настанет час, я отведу тебя к свету, дарующему Знание, и ты снова станешь прежней… прежней, любовь моя.