Башня птиц

 — Постой, Егорушка, — услышал он знакомый голос, обернулся и увидел, что мальчишка на печи стал той самой девчонкой, чистенькой, нарядной, с красной лентой, заплетенной в косу.

 — Ряд волшебных изменений, — буркнул Егор и, не оглядываясь, вышел из избы.

 Было сумрачно и тихо в тайге. Резко пахли цветы и сухие травы, спаленные зноем, небо мутнело, и чувствовалось — не миновать дождя. Егор спустился с высокого крыльца, осмотрелся вокруг. Место было совсем незнакомое. Бурелом и чаща, сырая, темная, с огромными соснами, обросшими белыми лишайниками и мхами, с валунами, громоздящимися среди высоких папоротников, и ни тропки, ни выбоины, ни кострища, ни ровного места. Будто здесь никто никогда и не жил. Изба стояла среди всего этого, и казалось, что она выросла из земли, как дерево, и сама живет, сосет соки глубокими корнями, чуждая человеку, издевка над человечьим уютным жильем.

 Егор поправил сбившуюся рубаху, завязал плотнее тесемочки у горла и пошел куда глаза глядят.

 — Его-о-р! — певуче окликнула его девочка. — Куда пошел-то?

 И он не выдержал, злость и ярость, накопленные в нем, требовали выхода. Он повернулся к избе, к девочке, стоявшей на пороге, и закричал что-то обидное и злое, обвиняя тайгу, небо, солнце, всю эту нежить и нечисть, враждебную ему, посмевшую встать на пути человека — царя природы, властелина ее и полноправного хозяина. И пусть они делают что хотят, вытягивают из него тепло, травят волками, мучают голодом и комарьем, пусть даже они лишат его жизни, но все равно он, человек, выше их всех, ибо именно он, несмотря ни на какие жертвы, укротил слепую и жестокую природу, подчинил ее себе, и смерть одного человека все равно не лишит людей власти над ней...

 А когда иссякли слова и осталась пустота в груди и немота в гортани, он стал поднимать сучья и без разбора швырять их в сторону избы.

 И все это время девочка стояла на пороге, облокотясь о замшелое перильце, стояла и молчала, неулыбчивая, серьезная, совсем взрослая. Сучья не долетали до нее, описав короткую дугу, они замедляли полет и, круто развернувшись, со свистом летели обратно, как бумеранги. Первые удары отрезвили Егора, и когда увесистая палка врезалась ему в грудь и он чуть не упал, то и вовсе прекратил свое бесполезное занятие, сел, опустошенный, на валежину и отвернулся.

 — Вздумалось нашему теляти волка поймати, — услышал он стариковское шамканье. — Личико беленько, разума маленько.

 Егору даже отвечать не хотелось. Надо было заново строить планы своего спасения, надо было любыми силами выжить, только выжить и дойти до людей. И пусть лешие глумятся над ним сколько хотят, в конце концов это маленькое, почти позабытое на земле племя имеет право не любить человека, более сильного, мудрого и приспособленного для борьбы и жизни. И Егору хотелось доказать им, что он — человек, и сдаваться он не собирается. Ему стало стыдно своей слабости, и он снова разозлился, на этот раз на себя.

 — Ладно, — сказал он сам себе, — попсиховал, и хватит. Поехали дальше, Егор.

 Он медленно вернулся к избе, остановился против девочки, посмотрел пристально в ее глаза, светлые, с темными крапинками вокруг зрачков, и сказал:

 — Дайте мне мой топор, нож, спички и еды немного. Больше мне от вас ничего не надо. Спасибо за все и прощайте.

 Девочка не отвечала, он полюбовался ее красивым лицом, чистой кожей, не тронутой загаром, и добавил:

 — Жаль, что такая красавица — и не человек. Кто хоть ты на самом деле? Имя-то у тебя есть?

 — Зови как хочешь,— улыбнулась девочка. — Мне все равно.

 — Хорошо, я назову тебя Машей. У людей в сказках живут такие Машеньки в лесу с медведями.

 Он попытался вспомнить, что читал или слышал об этом племени, полусказочном, обросшем легендами и небывальщиной, но вспомнилось мало, только запал в памяти древний заговор: "Дядя леший, покажись не серым волком, не черным вороном, не елью жаровою, покажись таковым, каков я".

 Вот они и показались Егору людьми, и, может быть, даже именно в таком виде, в каком он ожидал их увидеть: любимица русских сказок Машенька, сиволапый дед-лешак, добрый молодец в колпаке набекрень, мальчуган-пострелец... Театр, декорации, грим, фальшивка, обман, мираж...

 — Это не вас лицедеями зовут? — догадался Егор.

 — Зовут и так, — ответила девочка Маша, — от имени что изменится.

 — А Дейбу вы знаете?

 — Как не знать. Знаем, Дейба здесь все время живет, это мы пришлые.

 На пороге появился долговязый молодой человек в странной одежде: строгий черный костюм, лакированные туфли, цветная рубашка, галстук-бабочка и круглые черные очки, сдвинутые на нос.

 — Ну как? — хвастливо спросил он, поворачиваясь и одергивая пиджак.

— Так-то не боязно? А? И, мигнув сразу обоими глазами, засмеялся.

 — Не боязно, — ответил Егор. — Что мне вас бояться? Хоть и нежить вы, а все-таки на людей похожи.

 — Вот уж не скажи! — протянул мужик. — Ты нас с собой не путай. Наш род вашему не чета. Мы подревнее будем, чем вы, люди.

 — А что же вас так мало осталось? Повымерли, что ли?