Башня птиц

 Егора плотно обхватили со всех сторон, сдавили и поволокли к костру. Курдыш не расставался с ним, он только поплотнее сжал его шею лапами, и непонятно было, то ли он оберегает Егора, то ли наоборот — помогает им.

 — Не брыкайся, Егор, — советовал он. — Все равно не убежишь. Назвался груздем — полезай в этот, как его... Ну, полезай, короче.

 И Егора подтащили к огромному истукану. Голова у него была серебряной, длинная борода тускло поблескивала позолотой, а деревянное тело прочно поставлено на железные, поржавевшие уже ноги. В правой руке истукан держал длинный извилистый сук.

 — Перун, а Перун! — заголосили вразнобой лешие. — Вот, Егора-то научи! Долбани его молоньей-то! Вразуми его, блаженного! Повыздынь его да оземь грянь. Сок-то пить не желает! Заставь-ка!

 И шевельнулся истукан, и затрещала его древесная плоть от внутреннего напора, заскрипело сухое дерево тулова, зазвенела борода, открылись серебряные веки, и на Егора глянули ясные голубые глаза.

 — Пей! — приказал он громким скрипучим голосом и стукнул палкой о землю.

 — Не хочу, — сказал Егор, — не хочу и не буду. Не хочу таким, как вы, быть. Хочу человеком остаться.

 — Был человеком — лешим станешь! Пей!

 — После смерти, — согласился Егор. — А сейчас не заставите.

 И звякнули глухо железные ноги Перуна, и сверкнули его глаза, и палка в его руке налилась желтизной и, меняя цвета, накалилась добела. Он стукнул ею о землю и посыпались ослепительные нежгучие искры. Лешие с визгом разбежались, и Егор остался один на один с Перуном, если не считать Курдыша, как ни в чем не бывало задремавшего у него на плече.

 — Что же ты, внучек? — неожиданно мягким голосом спросил Перун, с треском и скрипом наклоняясь к Егору. — Негоже так! Раньше-то вы меня почитали, а ныне посрамляете. Разве мы не одного корня?

 — Не помню, — сказал Егор, растирая затекшие руки. — Не помню я тебя, Перун, и внуком твоим себя не считаю.

 — Мудрствовать по-мурзамецки выучились, на курчавых да волооких богов предков своих сменили. Прежде-то себя внуками перуновыми да внуками даждьбожьими чтили, а ныне-то где корень свой ищете? В стороне полуденной да в стороне закатной? А корень-то здесь! Здесь, в земле русской!

 И Перун снова ударил раскаленным посохом. Запахло озоном,

 — Мы одной крови, — сказал Перун совсем тихо, одними губами. — Выпей сока родной земли, обрети отчизну.

 И он протянул Егору рог, наполненный голубым, светящимся соком.

 — Эх ты, глуздырь желторотый, — по-стариковски нежно проговорил Перун, — не лешим ты станешь, а душу свою очистишь, с землей русской сольешься.

 — После смерти, — упрямо повторил Егор, но рог принял. — После смерти мы все с землей сливаемся. Убить во мне человека хочешь?

 — Вот и стань им. Стань человеком. Человек без роду, что дерево без корней. Откуда ему силу черпать? Выпей, внучек.

 Егор поднес рог ко рту. Густой сок закипал со дна, дурманил пряным ароматом.

 — Хорошо, — сказал Егор. — Я верю тебе, Перун. Предки мои тебя чтили, и я почту. Будь по-твоему, дедушка. Твое здоровье.

 И он залпом выпил жгучий, кипящий сок.

 — Пей до дна! Пей до дна! — возликовали лешие, подхватили Егора под руки и потащили его, смеясь.

 — Ну вот, давно бы так, — мяукнул проснувшийся Курдыш и лизнул его в щеку горячим языком. — Видишь, не помер. А ты боялся.

 И понесли Егора, не давая ему опомниться, остановиться, успеть ощутить в себе то, почти неощутимое, что начало происходить с ним. Его развернули лицом к огню, и он увидел сидящего великана. Огромное мускулистое тело его было покрыто разбухшими от крови комарами, он не сгонял их, только изредка проводил ладонью по лицу, оставляя красную полосу. В руке он держал большой рог, наполненный светящимся соком.

 — Это Белбог, — подсказал Курдыш. — Ты не бойся его, он добрый.

 — Ну что, Егор, выпьем? — спросил великан басом.

 — Ну и выпьем, — согласился Егор, и кто-то сунул в его руку рог. — Ты из рога пьешь, а комары из тебя.

 — Так они из меня дурную кровь пьют, — добродушно ответил Белбог. — Думаешь, легко быть добрым? Вот комарье из меня все зло и тянет. Могу уступить, если хочешь, на развод.

 — Не стоит, — сказал Егор. — Ну, давай вкусим добра!

 И выпил свой рог, не жмурясь и не переводя дыхания.

 — А зла-то как не вкусить? — спросил кто-то вкрадчиво. — Со мной теперь выпей.

 Не то зверь, не то человек, с блестящим, словно бы расплавляющимся лицом, меняющим свои очертания, протянул мощную львиную лапу с кубком, зажатым между когтей.

 — А это Чернобог, — прошептал Курдыш, — ты выпей с ним. Добро и зло — всегда братья.

 — Что ж, познаю добро и зло, — усмехнулся Егор и осушил кубок и, не глядя, бросил его в чьи-то проворные руки.

 Лешие снова подхватили его под мышки, подняли в воздух и посадили на чью-то широкую спину. Удерживая равновесие, Егор взмахнул руками и нечаянно ударил кулаком по бородатому лицу.

 — Держись! — прокричал ему кто-то, спина под Егором вздрогнула, стукнули копыта, и он понесся по кругу.

Бородатый обернулся, ухмыльнулся, и Егор увидел, что сидит на том существе, которое принято называть кентавром.

 — Покатаемся? — спросил кентавр. — Меня зовут Полкан.