Башня птиц

 — Я же вам объяснял, доктор, — осторожно сказал Егор, — вряд ли я могу добавить еще что-нибудь. Я не знаю, как я это делаю, но делать могу очень многое.

 — Биоэнергетика? — спросил врач. — Вы читали об этом?

 — Что-то читал раньше, не помню. Я знаю только, что все живое на земле объединено в один организм.

 — Биополе, — сказал врач. — Есть такая теория. Может быть, вы мне покажете что-нибудь? Не бойтесь, я вас считаю и буду считать абсолютно здоровым, несмотря ни на что.

 — Хорошо, — сказал Егор.

 И превратился в стайку птиц. Лазоревки, гаички, мухоловки, пищухи, жаворонки, трясогузки, коньки, сорокопуты, свиристели, зяблики, щеглы разлетелись по комнате и, рассевшись по углам, запели песни, каждая свою.

 — Интересно, — сказал врач, откинувшись в кресле. — Как бы то ни было, но это чертовски интересно. Послушайте, Егор, что вы намерены делать дальше? Да прекратите петь, я свой голос не слышу, и вся больница сейчас сюда сбежится.

 — Жить, — ответил Егор многоголосым хором. — И бороться за спасение леших.

 — Ну хорошо, хорошо, я верю вам. Нет, правда, это не просто вежливость врача, я очень хочу поверить вам. Но это совершенно непонятно. Глядя на вас, я склонен сам считать себя безумным. Как вы научились всем этим штукам?

 — Очень просто, — ответл Егор, соединяя разрозненные части тела в одно, человеческое, — я преодолел границы своего тела и перестал быть одиноким. И, по-моему, я стал бессмертным.

 — Научите меня, — сказал врач. — Это трудно?

 — Я научу всех, — ответил Егор. — Это очень трудно, но возможно. Я могу быть свободным?

 — Да, конечно, я вас не держу. И, кстати, почему вы не ушли отсюда сразу? Ведь это очень легко для вас.

 — А кем бы я ушел отсюда? — усмехнулся Егор. — Ну уж нет, дайте мне справку, что я здоров.

 Он дождался Василия Петровича, и они вместе вышли из больничных ворот. Бывший генералиссимус был совершенно одиноким, за время его болезни умерла жена, а дети разъехались, и Егор пригласил его к себе.

 Сам Егор вернулся на свою старую работу, а Василий Петрович выхлопотал пенсию, целыми днями сидел дома и мастерил странные приборы. По вечерам они беседовали, иногда спорили, каждый доказывал свое и убедить другого не мог.

 — Человек создал вторую природу, — говорил Василий Петрович, — и это естественный путь эволюции, а живая природа — лишь необходимая ступень, с высоты которой человек дотянется до всемогущества, до звания Человек Космический. Быть единым с земной природой? Пустяки, переходный этап, мы будем едины с космосом. Космические корабли? Примитив. Человек должен передвигаться в пространстве без этих консервных банок. Ты превращаешься в любое существо, а человек научится превращаться в свет, в поток частиц, в гравитационное поле и еще черт знает во что. Биополе? Прекрасно. Но это лишь часть единого энергетического поля Вселенной. Ты возмущаешься тем, что человек противопоставил себя окружающей живой природе? А я — тем, что человек противопоставил себя всему космосу и собирается его завоевывать! Смешно. Право же, смешно и наивно. Так же человек завоевывал и земную природу и до того увлекся, что... да ты и сам не хуже знаешь, чем это обернулось.

 Однажды пришел тот самый врач. Он разыскал адрес Егора, не без удивления застал его в компании отставного генералиссимуса и сказал, что помнит об обещании Егора научить его кое-чему.

 — Для чего это вам? — спросил Егор.

 — Я врач, — сказал тот. — Я хочу лечить людей. Мне очень тяжело сознавать свое бессилие. В конце концов это нечестно, если вы можете спасти больных, а не хотите. Научите меня, и если вы не против, то будем вместе бороться за ваших леших. Я молод, и у меня много сил.

 — Хорошо, — сказал Егор,— я научу вас. С тех пор врач каждый вечер приходил к нему домой и, стойко перенося скептические усмешки Василия Петровича, учился тому, чего не проходили в его институте и вообще нигде не проходили.

 Он был начитанным, верил во всякую чертовщину, обрадованно нашел подтверждение смутным слухам о филиппинских врачевателях, извлекающих опухоли без рассечения кожи, и даже придумал свою теорию о проникновении в тело посредством перехода в четвертое измерение. Эта теория была встречена Василием Петровичем оглушительным смехом, он до сих пор испытывал неприязнь к врачам и ничего поделать с собой не мог. В конце концов у врача стало получаться кое-что. Он и сам не мог бы объяснить, как все это выходит, но он нашел в себе тот барьер, переступая через который человек перестает быть человеком, а превращается в нечто новое, в другое, более совершенное существо.

 Поздней весной Егор не высидел дома и после коротких сборов уехал в тайгу, на то самое место, где он впервые ощутил себя как часть единого целого, чье имя — Вселенная.

 Василий Петрович продолжал мастерить свои диковинные приборы, он нацеливал на звезды голубые объективы и втайне вздыхал о том времени, когда он правил галактикой и все это безграничное небо было подвластно ему.

 Врач продолжал свое дело, уже самостоятельно совершенствуя себя, он исцелял неизлечимое и избегал неотвратимого.