Старуха сразу открыла глаза и уставилась на Джоанну. Глаза эти были когда-то голубыми, а теперь их цвет был каким-то неопределенным, точно вода в сточной канаве.
— Но ведь она только гуляла, вот и все! — сказала старая женщина каким-то странным голосом. Она протянула было руку к валявшемуся на полу ошеломленному таракану, но насекомое, решив больше не испытывать судьбу, проворно юркнуло в другую щель, благо тут их было множество. А старуха, видя безграничное удивление Джоанны, добавила как ни в чем не бывало: — Она ведь только гуляла, не делая никакого вреда!
Джоанна сглотнула подступивший к горлу комок, не в силах вымолвить ни слова.
— Они же едят так мало! — продолжала старуха, глядя на девушку в упор. — Я тоже ем мало! Так что я не могу пожаловаться, что они меня обворовывают! И, милочка моя, если бы ты родилась и выросла в этой преисподней, ты вела бы себя не лучше этих тараканов!
— Прошу прощения! — сказала Джоанна и, понимая, чего именно эта бабка желает от нее, посмотрела в щель в полу, куда спрятался таракан, и проговорила с чувством: — Извините меня! Я погорячилась!
Старуха одобрительно закивала.
Некоторое время сокамерница внимательно осматривала Джоанну. Подобрав полы одежды, девушка села на гнилую солому возле своей подруги по несчастью.
— Меня зовут Джоанна Шератон! — представилась гостья из другого мира.
Старуха кивнула в ответ, давая понять, что знакомство состоялось.
— А меня зовут Минхирдин, кличут еще Правдивой! Ой, они что же, и предсказателей начали арестовывать? Ты ведь не принадлежишь к Совету?
— Нет, — замотала головой Джоанна, — я… я… не знаю! Но я вовсе не волшебница!
Старуха невесело рассмеялась.
— Никогда не говори так, дитя мое, — сказала она назидательно, — иначе они переведут тебя в общие камеры, где сидят разные отравительницы и проститутки! А эти одиночки специально отведены для волшебников всех калибров! Не все в тюрьме обладают почетным правом на отдельную камеру! Ах, они забрали мое вязанье… — и Минхирдин поспешно оглядела девушку, словно ожидая, что та принесла ее вязание с собой. Джоанна же внимательно осматривала солому — ей ужасно не хотелось, чтобы один из усатых любимцев этой старухи забрался в складки ее платья.
Но ведь тебя собираются изнасиловать, подвергнуть пыткам, а потом убить, говорил ей внутренний голос, а ты вдруг беспокоишься о разных букашках, которые могут забраться в твое платье. К горлу подступил комок, ей опять захотелось заплакать, но тут же она невольно улыбнулась своим странным мыслям — беспокойству о чистоте платья перед смертью.
— Но как ты тогда вообще сюда попала? — удивилась Минхирдин Правдивая. Вопрос был задан таким будничным тоном, что могло показаться, будто хозяйка спрашивала девушку, как это та забрела в чужой сад.
Джоанна сложила руки на коленях, решив, что если она будет говорить, то хоть на какое-то время забудет о страхах.
— Вообще-то я пыталась повидать доктора Нарвала Скипфрага, — призналась девушка, — но… насколько я поняла… он уже мертв, ведь так? Я поняла, что там кого-то убили! — она содрогнулась, вспоминая забрызганную кровью комнату. — Я только вошла… кажется, в кабинет… представляете, все в крови, даже потолок! Наверное, кровь хлестала из перебитых артерий… Кровь засохла, значит, это произошло за несколько дней до моего прихода туда. Но запах! Он не выветрился! А потом эти инквизиторы… — она вздохнула и пощупала предплечья — вывернутые помощниками Костолома руки еще не совсем оправились.
— Этот ведь… Это было сделано посредством волшебства, да? — поинтересовалась девушка у сокамерницы. — Там столько стекла было! Разбитого на очень мелкие кусочки! Осколки даже в стене торчали!
— Ох, — прошептала старуха всплескивая руками, — так он опять принялся за старое!
— Кто? — быстро спросила Джоанна, внимательно глядя на собеседницу.
— Сураклин, кто же! — От возбуждения Минхирдин даже привстала, а потом, поднявшись на ноги, стала мерить крошечную камеру шагами, словно пытаясь что-то вспомнить. — Сураклин! Темный Волшебник! Он вызвал… духов! Частицы ненависти, разрушения и мести! Он наверняка постарался или постарается поместить эти частички в чье-нибудь тело. Ему ничего не стоит бросить горсть мелких камешков на ветер, и крупные булыжники побьют людей. Он плеснет горсть воды на ветер — и вода превратится в целое озеро слез, которые будут подступать к человеку, и он в конце концов захлебнется в этих слезах.
Вдруг Джоанна с особой ясностью представила иззубренный край стола с впившимися в него осколками стекла. Она вдруг подумала, что так легко расколоть какой-нибудь стеклянный сосуд, а потом швырнуть осколки в…
— Но ведь Сураклин давно умер! — вспомнила Джоанна. — Как же он может что-то предпринимать?
— Ну да, — старуха снова присела на солому и прислонилась спиной к каменной кладке стены, — мертв… мертв… Этот мальчишка даже помешался, когда клялся, что Сураклин действительно остался жив, а не умер. Но тогда скажи мне, где он был? Где он был все это время?
— Антриг, что ли? — поинтересовалась Джоанна, понимая, что это самая подходящая кандидатура.