– Возможно, ты отберешь у него землю, на которой работал мой отец, но выселить его не получится: он не арендатор по соглашению с землевладельцем, а лизгольдер. У него лизинг на пятьдесят лет на его хижину и окружающие ее акры, так что ты не можешь его выселить, как любого другого арендатора, когда тебе заблагорассудится. Если он перестанет платить аренду, тогда у тебя появляется шанс, но земельная рента такая низкая, что он всегда найдет на нее деньги.
– Но в Ирландии все арендаторы по соглашению, как, черт побери, Драммонду удалось получить права лизгольдера?
– Потому что у твоего отца – упокой Господи его душу – были всякие эксцентричные идеи об улучшении доли ирландцев. После голода он дал отцу Драммонда право лизгольдера как стимул для работы. А Драммонд это право получил по наследству. Он будет твоим соседом до Судного дня, Патрик, или до тысяча девятисотого года. Уж не знаю, что наступит первым.
Я выслушал столько мрачных новостей, что налил себе еще виски.
– Как бы мне хотелось оказаться в Вудхаммере! – горячо пробормотал я.
– Когда мы можем уехать?
– Нужно дать Саре день-другой, чтобы пришла в себя после путешествия. Я думаю, в конце недели.
Раздался стук в дверь, и в библиотеку вошел Хейс с письмом. Серебряный поднос, на котором оно лежало, имел занятный желтоватый оттенок. Мягкий шафрановый, подумал я, и вспомнил надписи на моих акварельных красках.
– Только что доставили из Леттертурка, милорд.
– О мой бог! – изумился я. – От кузена Джорджа. Он времени не теряет, да?
– Сожги его не читая, – посоветовал Дерри, когда Хейс вышел.
Но меня одолело нездоровое любопытство – что же там написал Джордж.
«Мой дорогой Патрик, – начал он родительским тоном. – Прежде всего позволь поздравить тебя с возвращением из Америки. Мои наилучшие пожелания тебе и твоей молодой жене. С нетерпением жду возможности познакомиться с нею. – Закончив на этом формальности, он начал с красной строки и перешел на более витиеватый стиль. – К большому моему сожалению, моя честь и долг обязывают меня… – Честь и долг вечно к чему-то обязывали кузена Джорджа. Не раз мне хотелось, чтобы они его удушили, – сообщить тебе, что в Кашельмаре вот уже несколько месяцев происходят прискорбные события, причиной которых, по моему мнению, исключительно вмешательство Родерика Странахана…»
– О господи, – буркнул я с отвращением, дочитав до последнего абзаца, в котором Джордж грозил на следующий день посетить меня, чтобы обсудить ситуацию. Я передал письмо Дерри. – Почитай!
– Не вижу в этом нужды, – отказался Дерри. – Я могу представить, что там написано. – Он вытянул губы, приподнял нос, словно ему в ноздри ударил отвратительный запах, и преобразился в кузена Джорджа. – «Не выношу этого типа – Странахана! – пролаял он. – Всегда знает, как утереть мне нос! Чертов наглый щенок, Богом клянусь!»
Я смеялся до упаду.
– Еще! – попросил я наконец. – Еще!
Дерри опустил подбородок на грудь, грозно нахмурился, принял строгое выражение.
– Макгоуан! – удовлетворенно выдохнул я.
Дерри воспроизвел отрывистое лоулендское произношение Макгоуана:
– Меня зовут Макгоуан, я трезвый и подлый, я не улыбаюсь, я не смеюсь и не пью потин.
На сей раз я смеялся так, что даже не было сил попросить его повторить, но Дерри сам с удовольствием продолжил представление. Он встал. Разгладил волосы, напустил на уши. Потом снял галстук, расстегнул верхние пуговицы рубашки, стянул ее вниз, чтобы создать иллюзию голых плеч.
– Патрик, дорогой… – жеманно проговорил он с хорошо модулированным американским акцентом – точно как Сара. – Я хочу это, хочу это, хочу просто все.
Он замолчал. Я уже собирался возразить: «Эй, послушай! Кузен Джордж и Макгоуан – сколько угодно, но не Сара!» – но тут почувствовал сквознячок из открытой двери у себя на щиколотках и увидел Сару, которая смотрела на нас с порога.
Дерри среагировал молниеносно:
– Леди де Салис, слава богу, вы пришли! Я пытался поднять настроение Патрику маленьким представлением, но, клянусь, он настолько измотан, что мое сражение было заранее проиграно. Если вы оба извините меня, я пойду переоденусь к обеду.
Он проскользнул мимо Сары, закрыл за собой дверь.
– Как ты смеешь! – взорвалась Сара, которую трясло от гнева. – Как ты смеешь позволять ему так издеваться надо мной!
– Я как раз собирался задать ему трепку, когда появилась ты. – К счастью, благодаря виски я сохранял спокойствие. – И потом, он не имел в виду ничего оскорбительного, я уверен. Дорогая, что-то случилось? Я думал, ты собираешься принять ванну.
Сара тут же разразилась потоком слез, она прорыдала что-то о слугах, которые не понимают ни одного ее слова, и она хочет назад в Нью-Йорк.
– Моя бедная Сара… – Я ей и в самом деле очень сочувствовал и ни в коей мере не хотел провести следующие полчаса, утешая ее. Когда горячую воду наконец принесли из кухни, я заставил ее пообещать, что сразу же после ванны она ляжет спать. – Прикажу, чтобы обед подали сюда, – вдохновенно сказал я, – а как только закончу есть, поднимусь и посижу с тобой.