Я не собирался играть в азартные игры с Дерри. Правда не собирался. Но вы знаете, как это бывает после бутылочки шампанского, когда другие снимают карты, когда все так рады твоему возвращению. И я в самом деле не планировал играть в «мушку», это глупая игра, за которую ни один серьезный человек в жизни не сядет. И в покер я играть не хотел, в эту чудовищную языческую игру, но тем вечером в клубе был один американец, а вы же знаете, что американцы просто без ума от покера. И еще вы знаете, как человек чувствует себя, сразу выиграв двадцать фунтов, а тут кто-то заказывает содовую и бренди, и в игральной комнате так тепло, уютно, удобно.
Я хотел остановиться после выигрыша. Я все рассчитал – собирался уйти, как только выиграю пятьдесят фунтов, но тут пошла такая жуткая карта, и я немного проиграл, всего два фунта. И конечно, после этого я уже не мог остановиться, и никто бы не смог, верно? Вы же знаете, какое это чувство при чарующем светло-желтом свете на зеленом сукне, когда крупье тасует карты и начинается совершенно новая сдача. Ведь тут что угодно может произойти, верно? И ты знаешь, что в итоге можешь выиграть, и просто обязан продолжать. Кто-то заказывает еще бренди, и скоро уже все утрачивает значение, тебя ничто не трогает, ты не чувствуешь боли, отчаяния, потому что остаются только карты. Ты видишь лишь то, как они ложатся, слышишь лишь звяканье монет и шелест бумажных денег, которые передвигают по столу к победителю.
Я не мог не продолжать.
Игра закончилась уже к рассвету. Я онемел, словно кто-то стукнул меня по голове рукоятью револьвера, но именно Дерри нашел кеб, который отвез нас на Курзон-стрит.
Перед тем как нам расстаться, он сказал:
– Я могу отдать тебе деньги, которые ты проиграл.
– Не валяй дурака. Я больше проиграл другим, чем тебе. И потом, какая мне разница? Я не нищий, все ко мне вернется. Скоро у меня пойдет полоса везения.
Все лето я провел в Лондоне, ждал своей полосы везения, а Сара была так рада, что даже закрывала глаза на мои регулярные посещения «Альбатроса» с Дерри. Когда она заказала новый летний гардероб и по-новому украсила первый этаж дома, мне не хватило совести остановить ее, к тому же я знал, что счастье мне вот-вот улыбнется. Так оно и случилось. В течение одной сказочной недели, что бы я ни делал за карточным столом, все шло мне на пользу, но не успел я подсчитать выигрыш, как он ускользнул у меня сквозь пальцы. Полоса везения оказалась настолько чертовски короткой, что я исполнился уверенности: она вернется через день-другой, поэтому продолжал играть. Но к моему ужасу, катастрофа следовала за катастрофой, и, когда мы в августе уехали за город, я уже дал распоряжение Ратбону сдать лондонский дом и взять вторую закладную на Вудхаммер.
Я сообщил Саре, что сдам городской дом на следующее лето. Только так ее и можно было утихомирить, но, когда в октябре мне пришлось отказаться от рождественского бала в Вудхаммере, мы жестоко поссорились и несколько недель почти не разговаривали. Дерри по-прежнему оставался в Лондоне, подстегиваемый своими политическими амбициями, поэтому бо́льшую часть времени я проводил наедине у себя на чердаке. Резьба успокаивала меня. Я пытался сделать сложные вазы с цветами на манер Гринлинга Гиббонса, но стебли получались слишком тонкие, а лепестки – тяжелые, как свинец. Разочарованный неудачей, я понял, что больше не могу отстраняться от своих бед, да и Сара к этому времени пребывала в таком расстроенном состоянии, что я написал Маргарет – просил ее принять нас на Рождество.
И именно в Лондоне – и, конечно, в «Альбатросе» – я услышал про железнодорожные акции. Все о них говорили как о превосходном вложении средств. Все знали о состояниях, сделанных на прокладке железных дорог в Америке, и об этой новой компании, созданной для прокладки железной дороги от Сан-Франциско до Тусона, вложения в которую дают четырехкратную прибыль любому инвестору.
Дерри вложил в это кучу денег, и я, не желая отставать, взял в долг две тысячи фунтов у моего старого друга мистера Голдфарба с Бред-лейн. Все говорили, что это хорошее вложение, что такой шанс не стоит упускать.
Все.
Катастрофа наступила в апреле, когда компания обанкротилась. Мы все еще находились в Лондоне. Я уже снял дом в городе, потому что полагал, несколько тысяч фунтов прибыли, как минимум, позволяют мне иметь временный дом в Лондоне. Но теперь все надежды на прибыль растаяли, деньги, взятые взаймы, оказались потеряны, и мистер Голдфарб стал наносить визиты Ратбону в Сарджентс-Инн.
Тут меня охватило отчаяние. Что вполне понятно – я оказался в ужасной дыре. Дерри помог бы мне, будь у него такая возможность, но он тоже потерял деньги на этом банкротстве и теперь целиком зависел от трастовых фондов Клары.
Взяв в долг еще две тысячи – на сей раз у мистера Маркса с Хай-Холборн, я снова сел за карточный стол.
Вы же понимаете, другой надежды у меня не было. И каким-то образом… объяснить это трудно, но я был абсолютно уверен, что выиграю и выправлю ситуацию.