Лицо юноши замечательно своими правильными, несомненно, в какой-то степени идеализированными чертами. Однако перед нами не просто стандартное изображение обожествленного усопшего — это все-таки портрет реального человека, может быть, несколько приближенный к каноническому типу, но, безусловно, передающий и подлинный характер оригинала. С большим мастерством выражены именно индивидуальные черты, которые замечаешь во всем: овал лица, нос, полные губы, но особенно выразительна слегка надменная складка углов рта. И уж совсем далеки от античных канонов глаза: небольшие, с неповторимой лепкой надбровных дуг, и притом левый чуть заметно ниже правого. Однако это не оплошность художника, плохо усвоившего классическую манеру. Напротив, здесь проявилось незаурядное живописное мастерство: мастер сумел в рамках канонического надгробия передать характер живой модели. Лицо юноши смуглое. Оно написано теплыми коричневыми и розоватыми красками слегка приглушенных, переходящих в оливковые, тонов. Коричневые расплывчатые штрихи и «тени» мягко моделируют форму. Палитра художника не слишком богата: он пользуется всего четырьмя красками — охристо-желтой, терракотово-красной, тускло-синей и черной. Но какого богатства оттенков он добивается, смешивая и сочетая эти немногие краски! Портрет исполнен в чисто живописной манере: общая форма и детали лица как бы вылеплены при помощи плавных переходов от разбеленных слабых и ненасыщенных тонов ко все более сочным, густым и сильным.
Обаяние портрета — в выражении лица юноши. Оно спокойно, даже величаво. Но где-то — печаль, сдержанная грусть, отрешенность от всего, что так любил этот молодой человек в нашем мире.
Кто он, художник, создавший это замечательное творение? Странствующий ли живописец, один из знаменитых греческих мастеров, которые в IV–III вв. до н. э. часто совершали далекие поездки в поисках заказа? Или это талант, расцветший на местной почве?
Высокие художественные достоинства изображения как будто подтверждают первое предположение, но ему противоречат ярко индивидуальные черты этого портрета. Камень, на котором он написан, — местный; невероятно, чтобы для росписи надгробного памятника камень посылали за море. Маловероятно и другое — чтобы мастера искали и выписывали сюда, что называется, «из тридевятого царства». Да и не было в Херсонесе таких богачей, какие могли бы оплатить дорогостоящие услуги приглашенной издалека знаменитости. Мы склонны считать художника жителем Херсонеса. Но если это и не так, если портрет юноши — работа столичного мастера, то и тогда он является прекрасным свидетельством высокого уровня культуры античного Херсонеса.
Большая башня Херсонеса — башня Зенона — и сама по себе относится к числу значительных археологических памятников не только этого древнего города, а и всего Северного Причерноморья{38}. Однако поистине бесценны те сокровища, которые сохранялись в ней на протяжении двух тысяч лет. Расписные надгробия и архитектурные детали — высокие образцы древнегреческого искусства — составляют ныне гордость Херсонесского музея, некоторые выставлены в античных залах Эрмитажа. Тысячи людей уже видели эти памятники, восхищались ими; сотням тысяч предстоит их увидеть. Но не меньшее значение имеют они и как исторические источники, как материал для изучения истории Херсонеса.
На стелах и других надгробиях дошло до нас более 70 имен граждан Херсонеса. Подавляющее их большинство — общегреческие, но некоторые имена имели только локальное распространение, например, в Южном Причерноморье, и присутствие носителей их в Херсонесе свидетельствует о связях его с этим районом. Негреческих имен немного, но они все же есть и указывают на наличие «варваров» среди населения города.
На дорогих, художественно оформленных стелах, как и в большинстве эпиграфических памятников, мы видим главным образом имена свободных и притом довольно состоятельных людей; масса рабов, материально зависимых или обнищавших граждан не нашла в них отражения. Что же касается зажиточного населения, то для IV–III вв. до н. э. можно отметить его относительное имущественное равенство. Ведь стелы относятся к тому времени, когда в Херсонесе еще теплилась демократия. Однако уже и тогда несколько херсонесских семей (из числа состоятельных) заметно выделяются. Некоторые из разбогатевших граждан, живших в IV в до н. э., стали родоначальниками потомственной знати — предками тех аристократических фамилий, которые через полторы-две сотни лет оседлают «простонародье», «чернь» — творца всего того, что мы видим, чем мы восхищаемся в древнем городе.
Люди и башня
На огромном херсонесском пустыре, поросшем душистыми травами, четко выделяются места археологических раскопок. От вековых напластований грунта уже кое-где освобождены фундаменты строений, подвалы, цистерны, колодцы.