Башня

— Микросреда здесь полностью контролируется. Стигмастер может делать почти все.

Он взмахнул рукой, и стулья в комнате принялись с шумом выдвигаться и задвигаться под столы, а сами столы снялись с пола и, прежде чем опуститься на место, галантно прокружили по воздуху. Привыкший уже к чудесам, Найл только улыбался.

Еда была восхитительной. Вкус этой пищи был Найлу совершенно не знаком. Томатный суп густой, душистый, в меру сдобрен специями; косточка телячьей отбивной обернута бумагой — корочка снаружи золотистая, поджаристая, а внутри мясо нежное, розовое. Кекс с вишневой пропиткой оказался таким объедением, что у Найла возник соблазн взять себе добавку. Мороженое с фисташками и грецким орехом просто изумляло — такая пища ему и во сне не снилась. Но и при всей вкусноте управиться со столь обильной трапезой оказалось непросто. Чувствуя, что сейчас лопнет, наевшийся до отвала Найл откинулся на стуле, вытирая липкие от еды пальцы о влажный кусок ткани, которую вынул из запечатанного пакета.

— Те, кто так питался каждый день, наверное, жили как боги.

— Любопытный вывод. Может, прелесть такой жизни состояла в приближении к божественному. А в целом создатели пищепроцессора были озабочены сугубо будничными проблемами. Божественного в них было не больше, чем в управителе Каззаке или твоем отце.

Сам Найл просто млел от восторга, что полностью понимает смысл слов старца; два-три часа назад такая речь была бы выше его разумения.

— Как ты, интересно, научил меня читать?

— Сравнительно простая методика, называется обучением во сне. Знание напрямую вводилось в клетки памяти твоего мозга.

— Почему ты заодно не ввел знания о создателях пищепроцессора?

— Сделай я это, ты бы потерял вкус к самостоятельному постижению. А удовольствие такого рода — наисущественная часть всякого обучения.

Теперь, попривыкнув уже к старцу, Найл стал замечать, что его реакциям недостает человечески живой спонтанности. Не знай Найл изначально, что Стигмастер — творение человеческих рук, он бы, скорее всего, ничего и не заподозрил, лишь подумал бы, может, что возраст делает старика слегка нерасторопным. А теперь он видел, что набор человеческих реакций Стиига и впрямь ограничен. Старец улыбался в нужные моменты и вовремя кивал при разговоре, облизывал языком губы, почесывал указательным пальцем нос, но при всем при этом имел рассеянный вид, а на обдумывание ответа у него уходила секунда-другая. Не было между собеседниками той потаенной приязни, что возникает во время разговора между двумя людьми. А попытка настроиться на мыслительную волну собеседника вообще ничего не давала. Там ничего не было — лишь туманная зыбкость, будто он общался с тенью.

— Увы, я действительно далек от совершенства, — вздохнул старец. — Ко времени эвакуации возраст компьютеров у людей насчитывал лишь два с половиной столетия. К настоящему времени они, несомненно, усовершенствовали у себя компьютерные голограммы так, что те вообще перестали отличаться от людей.

— А как тебе удается читать мои мысли?

— Языковые области твоего левого полушария работают по нехитрой схеме. Когда твои мысли имеют словесные аналоги, Стигмастер может их расшифровать. А вот чувства твои и интуитивные проблески он выявлять не может. В этом отношении твой мозг куда изощреннее.

— Если б я тебя еще и понимал. Что такое «языковая область»?

— Проще показать, чем объяснить словами. Давай вернемся.

Поднявшись, Стииг запихнул обратно ногой свой стул. Найл любовался четкостью его реакций. Не зная наперед, невозможно предположить, что это лишь бесплотный дух.

Когда возвратились в картинную галерею, солнце там поднялось уже на свою полуденную высоту.

— Это всамделишное солнце? — поинтересовался Найл.

— Нет. Будь оно настоящим, ты бы при его свете видел город пауков. Больше ни о чем не спрашивай, договорились? Через несколько часов сможешь на все ответить сам. Иди-ка ложись на прежнее место.

Найл снова устроился на кушетке под голубым металлическим балдахином. И опять, едва тело утонуло в податливой материи, сверху затеплился свет. Юношу снова захлестнула кроткая, несущая покой и умиротворение волна. Она проникала в каждую клеточку, принося невыразимое блаженство. Но провала в забытье на этот раз не было. Найл смутно чувствовал, что где-то над головой образовалась некая точка — словно невидимое око уставилось из-за матового стекла, переправляя оттуда прямо в мозг звуковые и зрительные сигналы. Странный процесс, с налетом некоторой иллюзорности. Одновременно с тем где-то в области грудной клетки раздавался голос. Впрочем, голосом это можно было называть сугубо условно. Это была не обычная человеческая речь, а калейдоскоп понятий и умозрительных образов, вызывающих в мозгу огоньки озарений и рождающих встречные импульсы-отклики, что бывает обычно, когда слышишь человеческую речь.