Басни

Который с год назад в путь к Индии пустился

(Уж не беда ль над ним стряслась),

Он рыбок маленьких спросить теперь решился,

Но что у всех-де их и речи все одни,

Что слишком молоды они,

И достоверного о друге не сказали.

Большие более и рассказать могли б.

"Позвольте, господа, побольше мне из Рыб".

Я думаю, едва ли

Такая шуточка понравилась кому,

Но, не смутясь нимало,

Достиг он своего. И подали ему

Большую рыбищу, что многое видала

И сосчитать могла все имена пловцов,

Искателей неведомых миров,

Которые не возвратились снова

На Божий свет,

Которых видел сотни лет

Люд древний царства водяного.

I. Порфиров.

Заимствована из Абстемия (прим. к б. 24). Эта басня есть анекдот о поэте Филоксене Кипрском, рассказанный в сочинении греческого грамматика III в. по Р. Х. Афинея.

151. Крыса и Устрица

(Le Rat et l'Huitre)

Какой-то Крысе полевой,

Из тех, которые рассудком не богаты,

Наскучили ее домашние пенаты.

Запасы и зерно, приют оставив свой,

Она отправилась гулять по белу свету.

Все поражало Крысу эту,

И выглянув из норки первый раз,

Где до сих пор ютилась скромно,

Она воскликнула: "Как в мире все огромно!

Вот Апеннины! вот Кавказ!"

Ее неопытным и удивленным взглядам

Казались бугорки подобными громадам.

Достигла путница приморской стороны

И, устрицы найдя, которые Фетида

Выносит на берег из синей глубины,

Сочла судами их, на основаньи вида

Их внешнего, и молвила она:

"Отец мой, будучи рассудком ограничен,

Был к путешествиям подобным непривычен.

Что до меня, отвагою полна,

Пройдя морской пустыней ныне,

Не захлебнулась я в пучине".

(Она познаньями обязана была,

Не будучи завзятым книгоедом,

Учителю ближайшего села

И слышанным при случае беседам).

Но в ту минуту Устрица одна

Раскрылась вдруг, на солнышке зевая;

Зефир ласкал ее, тихонько обвевая,

Дышала воздухом и нежилась она,

Бела, жирна и аппетитна.

Крыса и Устрица

И Крыса молвила тогда:

"Я пообедаю сегодня очень сытно,

Полакомлюсь теперь иль никогда!"

И шею вытянув, исполнена надежды,

Она приблизилась, но вмиг

Ее удар неслыханный постиг:

Закрылась Устрица; таков удел невежды!

Нам этой баснею дано

Нравоученье не одно:

Во-первых, те, кто незнаком со светом,

Дивятся иногда ничтожнейшим предметам;

А во-вторых:

Кто сети ставит для других,

Сам попадает в них.

О. Чюмина.

Лафонтен переработал в этой басне сюжет, заимствованный из сборника Абстемия (прим. к б. 24).

152. Пустынник и Медведь

(L'Ours et l'Amateur des jardins)

Хотя услуга нам при нужде дорога,

Но за нее не всяк умеет взяться:

Не дай Бог с дураком связаться!

Услужливый дурак опаснее врага.

Жил некто человек безродный, одинокий,

Вдали от города, в глуши.

Про жизнь пустынную как сладко ни пиши,

А в одиночестве способен жить не всякий:

Утешно нам и грусть и радость разделить.

Мне скажут: "А лужок, а темная дуброва,

Пригорки, ручейки и мурава шелкова?"

"Прекрасны, что и говорить!

А все прискучится, как не с кем молвить слова".

Так и Пустыннику тому

Соскучилось быть вечно одному.

Идет он в лес толкнуться у соседей,

Чтоб с кем-нибудь знакомство свесть.

В лесу кого набресть,

Кроме волков или медведей?

И точно, встретился с большим Медведем он,

Но делать нечего: снимает шляпу,

И милому соседушке поклон.

Сосед ему протягивает лапу,

И, слово за слово, знакомятся они.

Потом дружатся,

Потом не могут уж расстаться

И целые проводят вместе дни.

О чем у них и что бывало разговору,

Иль присказок, иль шуточек каких,

И как беседа шла у них,

Я по сию не знаю пору.

Пустынник был неговорлив;

Мишук с природы молчалив:

Так из избы не вынесено сору.

Но как бы ни было, Пустынник очень рад,

Что дал ему Бог в друге клад.

Везде за Мишей он, без Мишеньки тошнится

И Мишенькой не может нахвалиться.

Однажды вздумалось друзьям

В день жаркий побродить по рощам, по лугам,

И по долам, и по горам;

А так как человек медведя послабее,

То и Пустынник наш скорее,

Чем Мишенька, устал

И отставать от друга стал.

То видя, говорит, как путный, Мишка другу:

"Приляг-ка, брат, и отдохни

Да коли хочешь, так сосни;

А я постерегу тебя здесь у досугу".

Пустынник был сговорчив: лег, зевнул

Да тотчас и заснул.

А Мишка на часах -да он и не без дела:

У друга на нос муха села.

Он друга обмахнул,

Взглянул,

А муха на щеке; согнал, а муха снова

У друга на носу,

И неотвязчивей час от часу.

Вот Мишенька, не говоря ни слова,

Увесистый булыжник в лапы сгреб,

Присел на корточки, не переводит духу,

Сам думает: "Молчи ж, уж я тебя, воструху!"

И, у друга на лбу подкарауля муху,

Что силы есть-хвать друга камнем в лоб!

Удар так ловок был, что череп врознь раздался,

И Мишин друг лежать надолго там остался!

И. Крылов.

Заимствовано из Бидпая (прим. к б. 140) и Локмана (прим, к б. 19). На русский язык, кроме Крылова, басня переведена Сумароковым ("Друг и Невежа") и Хвостовым ("Медведь и Огородник").

153. Два друга

(Les deux Amis)

Два друга некогда в Мономотапе жили,

Имущества, казны и в мыслях не делили.

Друзья, рассказывают, там

Не уступают в дружбе нам.

Однажды полночью, когда друзья объяты

Глубоким были сном и мрак скрывал палаты,

Один из них, дрожа, соскакивает вдруг

С постели, будит сонных слуг

(А все покоилось в объятиях Морфея).

Другой товарищ тут, от страха цепенея,

Хватает кошелек, и вмиг, вооружен,

К нему: "Чего ты прибегаешь,