Басни

Да по вине учителей,

Педантов, портящих ребяческий умишко,

Крал у хозяина-соседа, говорят,

Цветочки и плоды. Сосеaa iuoiue сад

Щедрей был одарен Помоной благосклонной,

Чем все окрестные сады.

И осень, и весна свои несет плоды.

Здесь наслаждался он и Флорой благовонной,

Весной, среди ее щедрот...

В один прекрасный день хозяин застает

Воришку: взгромоздясь на яблонь, меж ветвями

Сидел он, дерзкими руками

Плоды незрелые безжалостно срывал,

Надежду чудную, предвестье урожая;

И даже ветки он ломал, перелезая.

Хозяин сада рассержён,

Учителю пожаловался он.

Тот поспешил прийти сюда с учениками,

И наводнился сад детьми-баловниками

Похуже первого. Зачем вести ребят?

Конечно, в том учитель виноват,

Он все испортил дело.

Он долго говорил, и речь тот смысл имела,

Что надо шалуна построже наказать:

Повадки нечего давать;

Тут, с видом знатока, Виргилия творенья

И Цицерона он пустился вспоминать.

Так долго длилось поученье,

Что шалуны

Сад привели в опустошенье.

Мне красноречия цветы всегда смешны,

Когда не вовремя без меры длится слово.

Конечно, гадки шалуны,

Хоть думаю, сносней учителя такого.

Но и про лучшего из них

Одно лишь я скажу: подальше б от таких

П. Порфиров.

Басня эта по своему смыслу имеет сходство с басней "Ученик и Учитель" (б. 19). Осмеяние педантизма во времена Лафонтена не было исключительным явлением. Рабле писал про педантов: "Их знание-не более как глупость, их мудрость-путы, портящие добрые и благородные умы и отравляющие молодость".

175. Ваятель и статуя Юпитера

(Le Stauaire et la Statue de Jupiter)

Чудесный мрамор приобрел

Один скульптор для изваянья.

"Создам ли бога я, иль стол,

Или сосуд для умыванья,

Он будет богом! Пусть в руках

Перуны держит повелитель!

Падите, смертные, во прах,

Вот над вселенною властитель!"

Так дивно образ божества

Рука скульптора изваяла,

Что лишь речей недоставало

Ему, по мненью большинства.

И, говорят, едва Ваятель

Окончил труд великий свой,

Перед niзaаниai - создатель

Склонился первый же главой.

С художником подвержен вместе

Такой же слабости поэт:

Страшится гнева он и мести

Богов - им вызванных на свет!

Не таковы ль бывают дети

В невинных слабостях своих,

Всего сильней страшась на свете

Гнев пробудить у куклы их?

За сердцем ум идет свободно:

И так в былые времена

Распространилась всенародно

Везде язычества волна.

Лелеют все свою химеру

С глубокой нежностью отца,

Пигмалион любил Венеру

Создание его резца.

Мы все, насколько нам по силам,

Даруем жизнь мечте своей;

Мы любим ложь с безумным пылом,

А к правде - льда мы холодней.

О. Чюмина.

176. Мышь, превращенная в девушку

(La Souris metemorphosee en Fille)

Мышь выпала из клюва у совы,

И я спасать ее не видел бы причины;

Брамин же спас ее. В воззреньях таковы

Все милосердные брамины,

И все не выбьется у них из головы,

Что с наступлением кончины

И в насекомых, и в зверей

Переселяется порою дух царей.

И в этом состоит буддийского ученья,

Чьи тайны Пифагор когда-то изучал,

Одно из основных начал.

В виду такого заключенья,

Брамин наш просит колдуна:

Дух Мыши молодой вселить в такое тело,

Где ранее жила она.

И в деву юную она превращена

Столь дивной прелести, что сын Приама смело

Из-за нее решился бы на дело

Труднейшее, чем из-за той,

Которая весь мир пленяла красотой.

Брамин был поражен, и молвил он: "Свободна

Супругом ты избрать, кого тебе угодно.

Все будут счастливы тебя в супруги взять".

- Я выберу того, кто всех сильнее в мире!

Брамин простерся ниц. "Сияешь ты в эфире,

О Солнце, ты мне будешь зять!

Всех во вселенной ты могучей!"

- Нет,- молвило оно, - я затмеваюсь тучей,

Скрывающей мои черты.

И Туче тот сказал, к ней руки простирая:

"Для дочери моей назначена ли ты?"

-Нет,-молвила она,-по воле в край из края

Гонима Ветром я: меня сильней Борей,

И прав его нарушить я не смею.

Брамин воскликнул тут: "Лети сюда скорей

И с дочерью соединись моею,

О Ветер, к ней в объятия лети!"

И Ветер поспешил, но вскоре был Горою,

Сильнaйшею, чем он, задержан на пути.

Гора же молвила: - Я истины не скрою,

Боюсь, чтоб с крысою повздорить не пришлось:

Она меня изроет всю насквозь.

При слове "Крыса!" тотчас ушки

У юной девы на макушке:

"Вот он ec??a??ee! Вот супруг!"

Всегда любовь нас поражает вдруг,

Ее обычная манера.

(Такую-то с таким-то для примера

Я мог бы здесь назвать, но лучше промолчу).

Я этой баснею лишь доказать хочу,

Что в нас всего сильней происхожденье.

Софизма доля есть в подобном рассужденьи,

И в этом смысле для нее

Любой скорей годился бы в мужья,

Чем Солнце светлое. Приравнивать не стану

По силе я Блоху к Титану,

Но может быть Блохой укушен и Титан.

И раз исход подобный дан

То в силу довода такого,

Могла б красавица передаваться та

Коту от Крысы, от Кота

Собаке, Волку, всем, - пока черед бы снова

До Солнца не дошел, и прелестью ее

Не насладилось бы блестящее светило.

Переселенье душ мечтой считаю я,

И то, что свершено Брамина другом было,

Доказывает мне, как ошибался он.

Ту мысль возводит он в закон,

Что червь и человек - в одном берут начало,

Что одного они закала;

Лишь организму своему

И личным свойствам сообразно,

Они живут и поступают разно:

Кому - возвыситься назначено, кому

Во прахе вечно пресмыкаться.

Но если так, могло ли статься,

Чтоб дева юная, прекрасна и мила,