Когда за облака онъ думой возносился,
Дорогой шедши, оступился
И в ровъ попалъ.
Отецъ, который съ нимъ случился,
Скорѣе бросился веревку принести,
Домашнюю свою премудрость извести;
А думный, между тѣмъ, дѣтина,
Въ той ямѣ сидя, разсуждалъ:
„Какая быть могла причина,
Что оступился я и въ этотъ ровъ попалъ?
Причина, кажется, тому землетрясенье:
А въ яму скорое стремленье —
Центральное влеченье,
Воздушное давленье…“
Отецъ съ веревкой прибѣжалъ.
„Вотъ“, говоритъ, „тебѣ веревка: ухватися. 4
Я потащу тебя; смотри, не оборвися“.
— Нѣтъ, погоди тащить; скажи мнѣ напередъ:
Веревка вещь какая?
Отецъ хоть былъ и не ученъ,
Да отъ природы былъ уменъ.
Вопросъ дурацкій оставляя,
„Веревка вещь“, сказалъ „такая,
Чтобъ ею вытащить, кто въ яму попадетъ“.
— На это-бъ выдумать орудіе другое.
А это слишкомъ ужъ простое.
„Да время надобно“, отецъ ему на то:
„А это, благо, ужъ готово“.
— А время что?
„А время вещь такая,
Которую съ глупцомъ не стану я терять.
"Сиди“, сказалъ отецъ, "пока приду опять“.
Что, если бы вралей и остальныхъ собрать,
И въ яму къ этому въ товарищи послать?..
Да яма надобна большая!
Ужли чужой бѣдѣ не должно помогать?
Мужикъ везъ сѣна возъ на рынокъ продавать.
Случился косогоръ: возъ на бокъ повалился.
Мужикъ ну возъ приподымать
И очень долго съ возомъ бился,
Да видитъ, одному не совладать:
Прохожихъ въ помощь призываетъ,
Того, другого умоляетъ.
Тотъ мимо и другой,
Всякъ про себя ворчитъ: "Да что-ста, возъ не мой,
Чужой!"
Услуга никогда въ потерю не бываетъ.
Художникъ нѣкакій, рѣзчикъ,
Въ художествѣ своемъ и славенъ и великъ,
Задумалъ вырѣзать статую
Такую,
Которая-бъ могла ходить
И говорить 5
И съ виду человѣкомъ быть.
Рѣзчикъ статую начинаетъ,
Все мастерство свое рѣзчикъ истощеваетъ.
Статуя движется, статуя говоритъ
И человѣческій во всемъ имѣетъ видъ;
Но все статуя та не человѣкъ, — машина:
Статуя дѣйствуетъ, коль дѣйствуетъ пружина
Статуѣ нравственной души недостаетъ.
Искусствомъ чувствъ не дашь, когда природныхъ нѣтъ.
Чтобы ученыхъ отучить
Въ пустыхъ словахъ искать и тайну находить,
Которую они по ихъ рѣчамъ находятъ
И, сумасбродствуя, другихъ въ безумство вводятъ,
Не помню, царь земли какой
Ихъ шуткой осмѣялъ такой.
Подъ городомъ однимъ развалины стояли,
Остатки башенъ городскихъ,
А около отломки ихъ,
Землей засыпаны, лежали.
На сихъ обломкахъ царь, ученымъ въ искушенье
Изсѣчь по буквѣ приказалъ,
Потомъ тѣ буквы на рѣшенье
За рѣдкость по своимъ ученымъ разослалъ,
"Посмотримъ", царь сказалъ,
"Какое выведутъ ученые значенье,
Ужъ то-то толки тутъ
Пойдутъ!"
И подлинно, пошли: хлопочутъ, разбираютъ,
Чтобъ тайный смыслъ найти словамъ.
Разсылка буквъ по всѣмъ ученымъ и землямъ;
Всѣ академіи къ рѣшенью приглашаютъ;
Записки древности, архивы разбираютъ;
Газеты даже всѣ о буквахъ говорятъ;
Ребята всѣ объ нихъ и старики твердятъ;
Но мрачность древности никто не проницаетъ.
Царь, наконецъ, хотѣлъ ихъ глупость обличить:
Всѣмъ приказалъ къ себѣ своимъ ученымъ быть,
И заданныя самъ имъ буквы объясняетъ.
Весь смыслъ неразрѣшимыхъ словъ
Былъ тотъ: здѣсь водопой ословъ.
6
Собака ловитъ мухъ, однако, не поймаетъ
И глупая не разсуждаетъ,
Что муха, вѣдь, летаетъ
И что поймать ее пустое затѣваетъ.
Лови, собака, то, что сыщешь подъ ногой,
Не то, что надъ твоей летаетъ головой.
Я видѣлъ дурака такого одного,
Который все гнался за тѣнію своею,
Чтобы поймать ее, да какъ? бѣгомъ за нею.
За тѣнью онъ, тѣнь отъ него.
Изъ жалости къ нему, что столько онъ трудится,
Прохожій дураку велѣлъ остановиться:
"Ты хочешь", говоритъ ему онъ, "тѣнь поймать;
Да ты надъ ней стоишь, а чтобъ ее достать,
Лишь только стоитъ наклониться".
Такъ нѣкто въ счастіи да счастія-жъ искалъ,
И также этому не знаю, кто сказалъ:
"Ты счастья ищешь, а не знаешь,
Что ты, гоняяся за нимъ, его теряешь.
Послушайся меня, и ты его найдешь:
Остановись своимъ желаньемъ
И будь доволенъ состояньемъ,
Въ которомъ ты живешь".
Бесѣдѣ гдѣ-то быть случилося такой,
Гдѣ занимались тѣмъ иные, что читали
И о наукахъ толковали,
Другіе, что себя шутами забавляли,
Которыхъ привели съ собой:
Къ чему кто склоненъ былъ. Зашло въ бесѣдѣ той
И о стихахъ какихъ-то разсужденье,
Изъ денегъ писанныхъ кому-то на рожденье.
Одинъ въ бесѣдѣ той, охотникъ до шутовъ,
А ненавистникъ всѣхъ наукъ и всѣхъ стиховъ,
Въ углу сидѣвъ, туда-жъ пустился въ разсужденье: 7
"Да что! и всѣ стихи хоть вовсе-бъ не писать!"
Другіе на него лишь только посмотрѣли
И какъ бы внутренно, что онъ дуракъ, жалѣли.
Сказавши глупость ту, онъ сталъ еще шпынять
Надъ бывшимъ тутъ однимъ писателемъ достойнымъ
И голосомъ своимъ спросилъ его нестройнымъ:
"И вы, вѣдь, любите стихи же сочинять?"
"Такъ", отвѣчалъ другой: "люблю стихи писать,
Однако же, не площадные,
А только я пишу такіе,
Гдѣ дураковъ могу сатирой осмѣять".
Что и въ умѣ, когда душа
Нехороша?
Народовъ дикихъ насъ глупѣе быть считаютъ,
Да добрыхъ дѣлъ они насъ больше исполняютъ;
А это Остякомъ хочу я доказать
И про него такой поступокъ разсказать,
Который бы его изъ рода въ родъ прославилъ,
А больше подражать ему бы насъ заставилъ.
У Остяка земли чужой наслежникъ *) былъ,
Который отъ него какъ въ путь опять пустился,