На Щуку подан в суд донос,Что от неё житья в пруде не стало; Улик представлен целый воз, И виноватую, как надлежало, На суд в большой лохани принесли. Судьи́ невдалеке сбирались; На ближнем их лугу пасли;Однако ж имена в архиве их остались: То были два Осла,Две Клячи старые, да два иль три Козла;Для должного ж в порядке дел надзораИм придана была Лиса за Прокурора. И слух между народа шёл,Что Щука Лисыньке снабжала рыбный стол;Со всем тем, не было в судьях лицеприязни[7], И то сказать, что Щукиных проказУдобства не было закрыть на этот раз.Так делать нечего: пришло писать указ,Чтоб виноватую предать позорной казни И, в страх другим, повесить на суку.«Почтенные судьи́! – Лиса тут приступила,—Повесить мало, я б ей казнь определила,Какой не видано у нас здесь на веку:Чтоб было впредь плута́м и страшно и опасно — Так утопить её в реке». – «Прекрасно!» —Кричат судьи́. На том решили все согласно, И Щуку бросили – в реку́!
Листы и Корни
В прекрасный летний день, Бросая по долине тень,Листы на дереве с зефирами шептали,Хвалились густотой, зелёностью своейИ вот как о себе зефирам толковали:«Не правда ли, что мы краса долины всей?Что нами дерево так пышно и кудряво, Раскидисто и величаво? Что б было в нём без нас? Ну, право,Хвалить себя мы можем без греха! Не мы ль от зноя пастухаИ странника в тени прохладной укрываем? Не мы ль красивостью своей Плясать сюда пастушек привлекаем?У нас же раннею и позднею зарей Насвистывает соловей. Да вы, зефиры[8], сами Почти не расстаётесь с нами». —«Примолвить можно бы спасибо тут и нам», —Им голос отвечал из-под земли смиренно.«Кто смеет говорить столь нагло и надменно! Вы кто такие там,Что дерзко так считаться с нами стали?» —Листы, по дереву шумя, залепетали. «Мы те, — Им снизу отвечали, — Которые, здесь роясь в темноте, Питаем вас. Ужель не узнаёте?Мы корни дерева, на коем вы цветёте. Красуйтесь в добрый час!Да только помните ту разницу меж нас:Что с новою весной лист новый народится А если корень иссушится, — Не станет дерева, ни вас».