Бассейн в гареме

– На допрос, в отделение.

– Нас нельзя допрашивать после одиннадцати часов, – обратилась Лена к старшему группы, – мы несовершеннолетние.

– Вот как? – Тот поднял голову и внимательно посмотрел на Лену глазами-буравчиками. – Ты, оказывается, и законы знаешь?

– Нам в школе право преподают, – соврала Лена – в школе преподавали право, но не уголовное. Но она решила рискнуть – все равно выхода не было.

– А еще нас можно допрашивать только в присутствии адвоката. И на основании чего вы нас задерживаете? Мы ничего плохого не сделали, раньше никаких приводов не было. У него, – она показала на Дениса, – должно быть, сотрясение мозга, его в больницу нужно, а не на допрос.

Денис снова застонал.

Старший группы поманил одного из парней и вышел из комнаты. Они говорили в коридоре достаточно негромко, но у Лены с детства был отличный слух.

– Фигня какая-то! – гудел старший. – Действительно ерунда получается.

– Петрович, говорю тебе, что этот педик слышал про картину.

– Слышал звон, да не знает где он! – кипятился короткошеий. – Ну послушал бы еще, убедился, а он сразу звонить. Зря только ездили, нет у этих мелких ничего, да и быть не могло.

– А может, в Эрмитаже их тамошним теткам предъявить?

Если мы по каждому звонку будем людей хватать и в Эрмитаж возить, нам ни тетки, ни начальство спасибо не скажут. Там народа ходит – миллионы, как можно кого-то запомнить? Голову надо Веньке твоему открутить и яйца оторвать!

– Они ему и так без надобности, – хмыкнул второй милиционер.

– Ладно, кончаем здесь! – распорядился старший. – А то действительно неприятности могут быть. Если парня забрать с собой, то как бы он в камере не окочурился. В соседнем отделении один раз так было, они год отмыться не могли!

После их ухода Лена обессиленно опустилась на диван. Но долго рассиживаться было некогда, тем более что Денис поднялся с пола и тоже плюхнулся на диван.

– Доволен теперь? – заговорила наконец Лена. – Доигрался?

Он затравленно– посмотрел на нее и отвел глаза.

– Где она? – спросил он спинку дивана. – Куда ты ее дела?

Лена внезапно схватила его за волосы и оттянула голову назад. Заметив, каким страданием налились его глаза, она ощутила прилив прямо-таки садистского наслаждения.

– Я ее выбросила! – процедила Лена. – И ты запомни, запомни навсегда: никакой картины не было. И мы никогда не были с тобой в Эрмитаже. А сейчас мы расстанемся, и если ты попробуешь приблизиться ко мне больше чем на километр, я придушу тебя собственными руками.

Когда хлопнула дверь парадной, Лена заметила, что она не одна на улице. Неподалеку стояла милицейская машина.

– Далеко ли собралась, красавица? – окликнул ее старший из милицейской команды.

– Домой, – буркнула Лена.

– Не боишься одна ночью-то?

– Я маме позвонила, она встретит у подъезда.

– Что же ты не осталась парня своего опекать?

– Пошел он к черту! – в сердцах высказалась Лена. – Из-за его вранья чуть в милицию не попала…

– Садись, мы тебе до дому довезем, – мирно предложил старший.

«Делать им, что ли, нечего, – зло подумала Лена, – лучше бы преступников ловили…»

В растрепанных чувствах ей как-то не пришло в голову, что милиция-то как раз и занимается своим прямым делом – разыскивает пропавшую картину, и чуть было не поймала настоящих преступников.

Мама не ожидала такого быстрого ее возвращения и еще не вышла из подъезда. Лена обрадовалась, что никто не видел, как она выходит из милицейской машины.

Мама встретила Лену упреками, она долго говорила, что девушке из порядочной семьи неприлично возвращаться домой так поздно, и что если ее молодой человек этого не понимает, значит, нужно расстаться с этим молодым человеком немедленно, потому что все равно ничего хорошего из их отношений не выйдет. Нужно прежде всего быть требовательной к себе, говорила мама, и не давать никаких послаблений. Сначала – поздние возвращения, потом – ночевки вне дома, ведь он первый тебя перестанет уважать!

«Господи, какую чушь она говорит! – в раздражении думала Лена. – Видела бы она этого Дениса, который вообще никого не уважает. Правда, теперь выяснилось, что он боится милиции, и это самое противное. Побили, припугнули как следует – и вот, пожалуйста, куда делась вся его бравада?.. Господи, как я его презираю! А если бы мама узнала про картину, как бы она себя повела?»

Лена подумала еще немного под непрерывное ворчание матери, которая детально разбирала все ее сегодняшние проступки, и поняла, что мама, узнай она правду, сама потащила бы ее в милицию сознаваться.

Лена очень любила маму, но иногда, слыша ее ровный, слегка скрипучий голос, она понимала своего отца, который расстался с матерью, когда Лене было двенадцать лет. Отец часто виделся с Леной, радовался этим встречам, помогал деньгами, но о том, чтобы рассказать ему о случившемся, не могло быть и речи – не такие у них были отношения.