В патио, укрытом густыми ветвями цветущих деревьев, тогда слышались мавританские мелодии, такие нежные и сладостно-печальные, словно густые, струящиеся в небо ароматы.
Сегодня здесь царила тишина. Отделенная от других помещений дворца, галерея выглядела мрачной и заброшенной. Деревья по-прежнему покрывала листва, но была она темной и зловещей; из мраморного фонтана извергались пенистые потоки, но шум воды был подобен рокоту рассерженного моря.
В конце самой длинной стороны этого параллелограмма маленькая со стрельчатой аркой дверь вела из галереи Марии на галерею короля.
Этот длинный узкий проход напоминал каменный желоб. В былые времена дон Педро пожелал, чтобы его обтянули драгоценными тканями, а каменный пол всегда усыпали цветами. Но за долгое отсутствие короля обивка выцвела и порвалась, высохшие цветы шуршали под ногами.
Все, что способствует любви, увядает, когда любовь мертва. Так, сладострастные лианы, цветущие и пышные, обвиваются вокруг дерева, в которое они влюблены, но усыхают и безжизненно никнут, когда перестают впитывать соки и вбирать жизненные силы от своего возлюбленного.
Едва войдя в комнату, донья Мария сразу же потребовала прислугу.
— Сеньора, король остановился в замке ждать начала охоты, — ответил дворецкий. — Он не привез прислуги.
— Хорошо. Однако королевское гостеприимство не допускает, чтобы у гостей отсутствовало самое необходимое.
— Сеньора, я к вашим услугам, и все, что пожелает ваша светлость…
— Тогда принесите напитки и пергамент для письма.
Дворецкий поклонился и ушел.
Наступила ночь; в небе замигали звезды. В самом отдаленном уголке патио жалобно ухала сова, заглушая соловья, который пел на ветке под окнами доньи Марии.
Аисса, испуганная зловещими событиями и молчаливой яростью своей попутчицы, трепеща от страха, забилась в глубину темной комнаты.
Она смотрела, как перед ней, словно призрачная тень, расхаживает взад-вперед донья Мария, обхватив рукой подбородок и устремив глаза в пустоту; но по их блеску было видно, что она что-то замышляет.
Аисса не смела заговорить, боясь вызвать гнев доньи Марии и помешать ей предаваться горю.
Снова появился дворецкий, который принес восковые факелы и положил их на стол.
За ним шел раб с позолоченным подносом, на котором лежали цукаты и стояли два чеканных серебряных кубка и пузатая бутылка хереса.
— Сеньора, желание вашей светлости исполнено, — сказал дворецкий.
— Я не вижу чернил и пергамента, которые просила, — возразила донья Мария.
— Сеньора, мы долго искали, — ответил смущенный дворецкий, — но королевского канцлера в замке нет, а пергаменты хранятся в ларце у короля.
Донья Мария нахмурилась.
— Я понимаю, — ответила она. — Хорошо, благодарю вас, ступайте.
Дворецкий ушел.
— Меня терзает жажда, — сказала донья Мария. — Дорогое дитя, налейте мне, пожалуйста, вина.
Аисса быстро наполнила вином один из кубков и подала своей попутчице, которая жадно его выпила.
— Он не дал мне воды, — заметила Мария. — Вино лишь усиливает жажду, но не утоляет ее.
Аисса осмотрелась и увидела большой, разрисованный цветами глиняный кувшин, в которых на Востоке вода сохраняется холодной даже на солнце.
Она зачерпнула своим кубком чистой воды, в которую донья Мария вылила остатки вина из своего кубка.
Но ее ум больше не занимали потребности тела; мысль доньи Марии полностью поглощенная другим, уже блуждала в каких-то зловещих далях.
«Что я здесь делаю? — спрашивала она себя. — Почему теряю время? Должна ли я уличить предателя в измене или мне следует попытаться снова приблизить его?»
Она резко повернулась к Аиссе, с тревогой следившей за каждым ее движением.
— Ну, девушка, ты, у кого такой чистый взгляд, что кажется, будто в твоих зрачках светится душа, ответь другой женщине, несчастнейшей из смертных, есть ли у тебя гордость? Завидовала ли ты иногда блеску моего благополучия? В жуткие часы ночи не был ли твоим советчиком злой ангел, который, отвращая тебя от любви, подталкивал к честолюбию? О Боже, отвечай же! И помни, что вся моя судьба зависит от того, что ты скажешь. Ответь мне, как на исповеди, знала ли ты хоть что-нибудь о похищении, подозревала ли о нем, надеялась ли на это?
— Неужели это вы, госпожа, добрая моя покровительница, — ответила Аисса с печальным и кротким видом, — вы, видевшая, как я лечу на встречу с моим возлюбленным с такой пылкой радостью, спрашиваете меня, надеялась ли я ехать к другому?
— Ты права, — нетерпеливо перебила донья Мария, — но твой ответ, который, наверное, говорит о непорочности твоей души, все-таки кажется мне уловкой. Видишь ли, моя душа не так чиста, как твоя, ее смущают и потрясают все страсти на свете. Поэтому я и повторяю мой вопрос: честолюбива ли ты? Сможешь ли ты, потеряв свою любовь, утешиться надеждой получить взамен богатство… трон?