Бастард де Молеон

— Конечно, было бы лучше, если бы кровь эта пролилась на поле брани, — сказал он. — Но все, что Бог ни делает, к лучшему, и то, что Бог задумал, свершилось. Пойдемте, государь, и будьте мужественны.

— Он сам искал смерти, — бормотал король. — Я бы простил его… Проследите за тем, чтобы его останки укрыли от посторонних взоров, пусть его похоронят с почестями…

— Сир, не думайте больше ни о чем, забудьте об этом… Позвольте нам заняться нашим делом.

Король ушел, пройдя мимо шеренги молчаливых, подавленных солдат, и укрылся в другой палатке.

Дюгеклен вызвал начальника полевой стражи бретонцев.

— Ты отрежешь эту голову, — сказал он, показывая на тело дона Педро, — а вы, Виллан Заика, доставите ее в Толедо. Таков обычай этой страны: узурпаторы славы мертвых тем самым теряют право нарушать мир в королевстве и смущать покой живых.

Едва он успел договорить, как из крепости явился испанец и от имени управителя замка сообщил, что гарнизон сложит оружие в восемь часов вечера, согласно условиям, поставленным парламентером коннетабля.

XXVII РЕШЕНИЕ МАВРА

Палатка была разрублена, и всю эту столь жуткую и так стремительно разыгравшуюся сцену могли наблюдать из замка Монтель, видеть неистовство ее главных действующих лиц.

Мы уже знаем, что во время переговоров, выслушивая предложения парламентера, Мотриль часто поглядывал в сторону равнины, где что-то привлекало его внимание.

Аженор пытался убедить мавра, что бретонцы не знают имен скрывшихся ночных беглецов, и преуспел в этом. Эта новость успокоила Мотриля, ибо ночная тьма не позволила людям в замке видеть исход побега; бретонцы, устраивая засаду, старались ничем не нарушать тишину.

Поэтому Мотриль должен был поверить, что дон Педро в безопасности.

Вот почему он сначала отверг предложения Молеона. Но, глядя на равнину, мавр — глаз у него был очень острый — заметил трех лошадей, блуждавших в зарослях вереска, и без всякого сомнения узнал среди них быстрого белого коня дона Педро; это благородное животное вынесло хозяина с поля битвы при Монтеле, а теперь должно было его умчать от преследования врагов.

Бретонцы, опьяненные успехом, схватили всадников, но забыли про коней; те, почувствовав себя свободными и испугавшись внезапного нападения, преодолели земляные укрепления и убежали в поле. Остаток ночи они, пощипывая траву и резвясь, провели в полях; однако на рассвете чутье, а может быть, преданность людям, снова привели их ближе к замку, туда, где их увидел Мотриль.

Кони вернулись не той окольной дорогой, по которой умчались ночью; теперь от замка их отделял глубокий обрывистый овраг, через который они не могли перебраться. Прячась за скалистыми выступами, они изредка смотрели на замок Монтель, потом снова принимались объедать в углублениях скал мох и душистые кусты мадрониоса, чьи ягоды цветом и запахом напоминают землянику.

Заметив коней, Мотриль побледнел и засомневался в правдивости Аженора. Тогда-то он принялся спорить об условиях сдачи замка и добиваться того, чтобы Аженор обещал ему жизнь.

Потом перед Мотрилем во всем ее ужасе предстала сцена в палатке. Он узнал золотого льва на шлеме Энрике де Трасгамаре, разглядел огненно-рыжие волосы дона Педро, его сильные, энергичные жесты, слышал его голос, когда, последний, смертельный крик, громкий и горестный, вырвался из его пронзенного кинжалом горла.

Тогда он и решил задержать Аженора, чтобы взять его в заложники или растерзать на куски; тогда он и впал в отчаяние. И, увидев, как приканчивают дона Педро, не зная ни причин, ни последствий ссоры братьев, он понял, что и ему, подстрекателю убитого короля, приходит конец.

С этой минуты мавру стала ясна вся тактика Аженора. Молеон обещал ему жизнь для того, чтобы убить его при выходе из Монтеля, и беспрепятственно, навсегда завладеть Аиссой.

«Возможно, я погибну, — рассуждал мавр, — хотя я постараюсь выжить, но ты, проклятый христианин, не получишь девушки, либо она вместе со мной достанется тебе мертвой».

Он условился с Родриго умолчать о смерти дона Педро, о которой в замке знали они одни, и велел собрать офицеров Монтеля.

Все согласились с тем, что надо сдаваться. Мотриль тщетно пытался убедить этих людей, что лучше погибнуть, чем рассчитывать на милость победителей. Но даже Родриго был против этого.

— Они ненавидят дона Педро, может быть, и других грандов, — пояснил он, — но нас, кого пощадили в бою, таких же испанцев, как и дон Энрике, зачем им убивать, когда слово коннетабля гарантирует нам жизнь. Мы ведь не сарацины, не мавры, и взываем к милосердию того же Бога, что и наши победители.

Мотриль прекрасно понял, что все кончено. С покорностью, свойственной его соотечественникам, он опустил голову и отгородился ото всех принятым им незыблемым, страшным решением.

Родриго объявил, что гарнизон сдастся немедленно. Мотриль добился, чтобы сдача крепости произошла вечером. Люди в последний раз подчинились его воле.

После этого к Дюгеклену прибыл парламентер с предложением сдать крепость в восемь часов вечера.