Бастард де Молеон

Цыганка, поднявшись раньше рыцаря, удрала со всей своей свитой; ларец, мази, духи – все исчезло.

Мюзарон, вечно озабоченный делами практическими, предложил позавтракать; но, прежде чем он успел обосновать преимущества своего положения, Аженор уже взобрался на гребень горы, и с ее высоты перед ним открылись извивы гор и голубоватые просторы долины.

С ровной площадки, примерно в трех четвертях льё от вершины, где он стоял, Аженор зоркими глазами птицы, чье место он занял, легко разглядел осла, на котором верхом сидела женщина, и троих пеших.

Эти четверо – несмотря на расстояние, Аженор видел их совсем отчетливо – могли быть только цыганами, что выбрались на дорогу, по которой накануне ехали наши путники. Как сказали Мюзарону в городке, она вела в Сорию.

– В путь, Мюзарон, в путь! – вскричал он. – По коням и вперед! Это наши ночные пташки, давай-ка поглядим днем на их перышки!

Мюзарон, всем нутром чувствовавший, что ему необходимо солидно подкрепиться, тем не менее подвел к рыцарю уже оседланного коня, уселся верхом на свою лошадь и молча поскакал за Аженором, пустившим коня галопом.

Через полчаса оба приблизились шагов на триста к цыганам, которых на мгновение скрыла от них небольшая роща.

XVI. Королева цыган

Цыгане два-три раза обернулись; это доказывало, что они тоже заметили наших путников, и заставило Мюзарона высказать – правда, с несвойственной ему робостью – предположение, что, обогнув эту рощицу, они больше не увидят цыган, поскольку те ускользнут по какой-нибудь дороге, известной им одним.

На этот раз Мюзарон просчитался, потому что, объехав рощу, они увидели цыган, которые спокойно – так казалось внешне – продолжали двигаться своей дорогой.

Однако Аженор заметил кое-какую перемену: женщина, ехавшая верхом на осле, – он видел ее издалека и не сомневался, что она та самая цыганка с белыми ножками и красивым личиком, – теперь шла пешком рядом со своими спутниками, не отличаясь от них ни внешним видом, ни походкой.

– Эй, добрые люди! Постойте! – крикнул Аженор. Мужчины обернулись, и рыцарь заметил, что они опустили правые руки на пояса, на которых висели длинные ножи.

– Вы видели, ваша милость? – спросил всегда осторожный Мюзарон.

– Отлично вижу, – ответил Аженор. Потом он снова обратился к цыганам.

– Эй вы, ничего не бойтесь! Намерения у меня самые дружеские, и я очень рад сообщить вам об этом, храбрецы вы мои. Ваши ножи, будь все по-другому, в случае нападения не повредили бы моей кольчуги и моего щита, а вас не защитили бы от моего копья и моего меча. Теперь, когда вам это известно, скажите, господа хорошие, куда путь держите?

Один из мужчин нахмурился и открыл рот, собираясь сказать какую-нибудь грубость, но другой тут же его остановил и, наоборот, вежливо спросил:

– Вы хотите следовать за нами, сеньор, чтобы мы показывали вам дорогу?

– Разумеется, если не считать желания иметь честь оказаться в вашем обществе, – подтвердил Аженор.

Мюзарон состроил одну из своих самых приветливых гримас.

– Хорошо, сеньор, мы идем в Сорию, – ответил вежливый цыган.

– Благодарю вас, нам просто повезло, ведь мы тоже едем в Сорию.

– К несчастью, господа, вы двигаетесь гораздо быстрее нас, бедных пешеходов.

– Я слышал, что люди вашего племени могут потягаться в быстроте с самыми резвыми конями.

– Возможно, – сказал цыган, – но не тогда, когда с ними две старые женщины.

Аженор переглянулся с Мюзароном, который в ответ ухмыльнулся.

– Это верно, для дороги вы экипированы плохо, – согласился Аженор. – И как только ваши женщины могут терпеть такие неудобства?

– Наши матери давно привыкли к ним, сеньор. Мы, цыгане, рождаемся для страданий.

– Да, несчастные женщины ваши матери, – сказал Аженор.

Несколько минут рыцарь боялся, что прекрасная цыганка поедет другой дорогой; но он сразу же подумал, что именно она и есть та сидевшая верхом на осле женщина, которая спешилась, едва его заметив. Осел был жалким, однако благодаря ему отдыхали эти нежные и натертые мазями ножки, которые Аженор рассматривал ночью.

Он приблизился к женщинам; они пошли быстрее.

– Пусть одна из вас едет на осле, – предложил он, – а другая сядет ко мне на лошадь.

– Осел тащит наши пожитки, – ответил цыган, – ему и так тяжело. Что же касается вашего коня, то господин рыцарь, вероятно, шутить изволит. Ведь для бедной старой цыганки это слишком породистый и нарядный конь.

Аженор пристально всматривался в обеих женщин, и на резвых ножках одной он заметил замшевые полусапожки, что видел ночью.

«Это она!» – прошептал он, уверенный, что на этот раз не ошибся.

– Послушайте, матушка в синей накидке, примите мое приглашение и садитесь ко мне на лошадь. А если вашему ослу тяжело – не беда: ваша спутница сядет к моему оруженосцу.

– Благодарю вас, сеньор, – ответила цыганка благозвучным голосом, который развеял последние сомнения, что еще могли оставаться в душе рыцаря.

– Просто чудо какое-то! – рассмеялся Аженор; его смех заставил вздрогнуть обеих женщин, а мужчин взяться за ножи. – Для старухи поистине ангельский голосок…

– Сеньор! – угрожающе воскликнул цыган, который до сих пор молчал.