Бастион: война уже началась

Оказалось, что эта идея – проколупать дыру в параллельный мир – родилась у Лузина не сегодня и не вдруг, а очень давно – в прошлом месяце, после того как рота выдвигалась на посадку картофеля в Володарку – на север, за перевал Туун-Карым. Там-то Лузин, большой любитель прекрасного, и втянулся в военно-полевой роман под названием «Свинарка и балбес», вылившийся, к удивлению посвященных, в обоюдное согласие. И даже в ночной бросок одной влюбленной девушки к запретным землям, хранимым Тринадцатым управлением Минобороны. Что было, кстати, и не глупо, ибо по ночам, как известно, спят комары и начкары. Переброшенным через сетку секатором Лузин надкусал проволоку и состряпал нечто вроде откидного оконца, при повороте которого, замыкая разорванные контакты, синхронно вытягивался запараллеленный сети провод, и сигнал тревоги, не покидая оконца, какое-то время кружил по близлежащим ячейкам, а потом благополучно улетал в атмосферу, не нарушая чинно текущий уклад караульной жизни.

– Если через много лет благодарные потомки обнаружат сие творение, они поставят памятник неизвестному солдату, сумевшему сделать ЭТО, – похвастался гений Лузин.

Но это вряд ли. Заступив через сутки на восьмой пост, Туманов щепетильно исследовал вышеупомянутый объект и был вынужден признать, что стать обладателями уникальных знаний о том, как объегорить караульный устав, потомки смогут лишь по чистой случайности. Во-первых, латунная проволока, которой Лузин заметал место стыка, была практически невидима и целостности забора не нарушала. Во-вторых, позиция выбрана почти идеально. С одной стороны – многолетний шиповник, с другой – обрывистая лощинка, по которой не больно-то походишь. Иными словами, это было соломоново решение и «Колумбово яйцо» в одном флаконе – и смелый выход, и мудрая в простоте акция. Туманов теперь боялся только одного – как бы нынешние устроители этой безумной «здравницы» в ходе восстановительных работ не обнаружили пробой и не поставили заплату. Очень боялся. Ведь серьезный же народ! Но пронесло, не заметили, ф-фу…

А что касаемо девочек… То да. Приходила к нему на пост одна. Раз семнадцать. Он даже гнездышко свил под разлапистой елью вблизи переговорника. Ротный так и не отгадал загадку, почему рядовой Туманов, вместо того чтобы корпеть над дембельским альбомом, до последнего дня рвется охранять восьмое сооружение – самое отдаленное, глуховатое и малопосещаемое. А чего тут гадать, коли в части за два года ни одной увольнительной (специфика такая), и живи, народ, как знаешь? Логика, товарищ капитан. Природа-мать.

Чувство вины, впрочем, осталось. Полгода приходили к нему домой слезные послания из далекой алтайской деревушки от девочки Кати. Он отвечал как мог. Клялся в любви, сетовал на занятость. А когда уже не мог отвечать, то перестал. Жизнь завертела, совесть успокоилась. Да и какая тут совесть, если через три месяца он опять надел безликий мундир и встал на защиту граждан страны, ограничив свои взаимоотношения с совестью лишь строго дозированным минимумом?

Колючку они переползли. Сначала он приподнял, потом она. Припустили дальше. И вот оно – сраженное молнией древо, гигантский выворотень с корнями. Вот он – глубокий овраг, пасть земли с обрывистыми ярами. Вот она – трава, растущая космами…

– Вниз, – скомандовал он.

Съехал на пару метров, помахал руками, как балансиром, и подхватил ее, оробевшую, за хрустящую корочку талии. Нельзя падать. Покатится эта тетенька голыми ножками по сучкам и корягам – ему же ее и лечить. А открывать лазарет самое время…

Скоростной спуск с горы они одолели. Он держал ее за руку – не то обгонит. Перепрыгивая через корни деревьев, змеями плетущиеся по откосу, через бороздчатые трещины в земле, выпали на дно. Ломая кустарник, Туманов потащил ее направо, на закат, где деревья, переходя из строевых в низенькие и лапчатые, густо спускались в овраг. Вот оно, это место. Глинистая осыпь, коренья из обрыва, сосна в два обхвата – мощная, кривобокая, как гигантский кактус. Заросли лопухов. Подросли, маленькие… Он раздвинул колючий репей и сразу увидел желанную дыру – схороненный под обрывом провал в пол-аршина диаметром. Конечно, время не лучший декоратор – глина растрескалась, стены обвалились, обросли мхом, из дыры пучками торчали стрелы хвоща – но в целом картина соответствовала. Мотель. «Приют дезертира» называется.

– Полезай, – сказал он. – Да пошустрее.

– Ты спятил. – Она облизнула губы. Сморщила пипочку. – В это дупло? Я тебе – белка? Бежим отсюда, пока не поздно.

– Поздно. – Он покачал головой. – Терпеть надо. На всякое хотение буде терпение, а иначе ждет нас с тобой колумбарий.

– Обоснуй, – заупрямилась она. – А не то одна побегу.