Бастион: война уже началась

Туманов напрягся. Если проснется Динка, то это все – почитай, готовый колумбарий. Пробуждение она начнет со вполне обоснованного вопля ужаса, который в их условиях будет равен воплю предсмертному. Но нет, сопение продолжалось, не сбиваясь с ритма. Спала. Опять зашелестела осыпь, шаги и ворчание смолкли. Он расслабился. По всему выходило, что собак у «охотников» при себе не было. Он бы услышал скулеж. И это совсем неплохо. Наверное, собаки отказались брать след. Это радовало. Но позвольте… Туманов задумался. А как же сочетаются охваты местности посредством тепловизора с перемещениями боевиков из числа внешней охраны? Своих же повяжут… Да легко! Вас двое. В крайнем случае, вы можете разделиться, и тогда вас станет по одному. А «охотники» разделиться не могут. Не имеют права. Они бродят группами по трое, не удаляясь друг от друга, и при любом сигнале с небес бегут сломя голову в указанный квадрат, чтобы действовать по обстановке. Элементарно, дорогой доктор. Вот только одно непонятно – как долго они собираются утюжить местность в поисках сгинувших кроликов?

Могут день, могут два. Понятно, что утечка информации о бесчинствах, творимых на заброшенной ВЧ, – не самый приятный для них момент. Возможно, они его переживут. Если контора всесильна, она переживет и не такое. Но и сделает все возможное, чтобы утечку предотвратить. А значит, бросит все имеющиеся в ее распоряжении резервы на поимку беглецов. Много чести? Неимоверно много. Они того не стоят. Но что делать?

Сон подкрался незаметно. Ударил резко – как обухом по темечку. Он так и растворился, пребывая в зверски неудобной позе. А проснулся только утром.

Свет проникал сквозь лопухи. В голове было ясно до неприличия. Живы, – обрадовался Туманов, – чего и всем желаем. Боязливо отодвинул корягу. Выбрался одним глазом.

Мир остался на месте. Ночью лил дождь. Пепельная мглистость еще не рассосалась, и в подошве сапога, впечатанного в ночную грязь, стояла вода. Испуганно похлопав глазами, он затянулся ранней свежестью и скрылся в норе.

На него взирала пара невинных глазенок.

– Здравия желаю, – поздоровался он. – Ты мне этот ангельский лик брось. Здесь ангелы не в чести, не забывай.

– Есть хочу, – прошептала она.

– В туалет не хочешь?

Она задумалась.

– Кажется, нет…

– Температуру не чувствуешь?

– Да нет вроде…

– Молодчина, – похвалил он. – Настоящая мужчина.

Она криво улыбнулась. Пошевелила затекшими ногами.

– Вообще-то я безголовая, как всегда… Ты извини, я грубила тебе, не сдержалась. Я вечно такая. Самовыразительная… Детства не было. Росла в интер…нете…

– Где? – удивился он.

– В интернате, – поправилась она. – Образования – никакого. Выдержки – ноль. Культуры поведения – кот накакал… Ночую где придется… Прости сирую.

– Да ладно тебе, – растрогался он. – Чего ты в самом деле?

– Спасибо тебе, – вздохнула она. – Кабы не ты, меня бы уже растерзали… Вот только кушать больно хочется. И пить… Не могу, как пить хочется. Сделай чудо, а?

– Подожди минутку, – решившись, он выбрался наружу, поозирался, раскрыл перочинный ножик, реквизированный у покойных дел охранника, и стал бережно срезать огромный, свернутый воронкой лист лопуха, в основании у которого скопилась дождевая вода. – Подставляй дырочку.

Она высунула головку из норы, вытянула губки. Он влил в нее влагу. Медленно, словно сам смаковал.

Она облизнулась, глянула с благодарностью.

– Кисленькая…

– А кисленькие дожди идут по всей стране, – черно пошутил он. – Ладно, давай, влезаем обратно. Нечего тут светиться.

Комары еще не успели проснуться. Они лежали и слушали, как ветер гудит в макушках сосен.

– Мне ночью чудился рев мотора, – пробормотала Динка. – Наверное, сны такие.

– Вертолет, – лаконично пояснил он. – Нас шукали. Тепловизорами.

Она помолчала.

– То есть мы сели крепко? Будем куковать, пока… либо ишак не сдохнет, либо… мы с тобой? Так? А кушать?

Он пожал плечами: