Бастион: война уже началась

– Успеется. Бог даст день, даст и пищу. Послушай. – Он приподнялся и уставился в ее оробевшие глаза, блестящие в каком-то дециметре от его глаз. – Вот тебе мой расклад, как я вижу нашу беду. Контора, из которой мы с тобой даем тягу, в этих краях, безусловно, хозяин тайги. Кроме парней в сером, – он потрепал свою рубаху, – которые гоняли нас по кругам ада, существуют еще как минимум два кольца охраны. Одно здесь, в лесу, метров за двести от периметра – мы с тобой его на шару проскочили. Второе – на пути всех подъездов к базе. Кто они и на что похожи – я не знаю, поэтому мы с тобой должны драпать от всего, что шевелится – от любого пастушонка, от любой савраски, мирно жующей травку. Уяснила? Посидим до вечера, потом начнем помалу выбираться. На север и северо-восток нам заказано – там есть штука, называемая непроходимый Тунгурский кряж. Через него от базы одна дорога – к селам на ту сторону гряды. Держу спор, она контролируется. Не может не контролироваться, поскольку она главная сухопутка в этих краях. В Карадым мы не пойдем – это означает переправу через две реки и Усть-Каирский кряж, где опять одна дорога, зато много пропастей и всего такого, через чего нам не перепрыгнуть. Остается податься на юг. Восемь километров по горам и огородам – и выйдем на большак Бирюлино—Устюган. А там посмотрим. Какой бы крупной ни была эта бисова контора, а контролировать дорогу протяженностью в двадцать километров – извини, тяжко. Поймаем тачанку или опять же савраску, словом, завладеем незаконно транспортным средством и мотанем в Устюган – большой, красивый город… А там – ищи ветра в поле. Как тебе планчик?

– Ты неплохо знаком с местной географией, – довольно верно подметила Динка. – Приходилось бывать?

Он рассказал ей свою историю. Про девочку Катю почему-то не стал. Лузин, Лузин во всем виноват… Она слушала молча. А когда он выдохся, поведала свою. Он присвистнул:

– Ну сяськи-мосяськи… Ну ни хрена себе интернат. Ни хрена себе ноль образования. Да ты сущая Сорбонна, девочка моя. И ко всему лгунья.

– Уже твоя? – насторожилась Динка, проглатывая слегка преувеличенную «девочку».

– А чья? – не засмущался он. – Не думай, не в смысле чего-то там такого. Кроме меня, знаешь ли, в этом лесу нет никого, кто желал бы тебе мира и благоденствия… Между прочим, тебя обследовали на пригодность по системе «вожак». Меня пытались – по системе «исполнитель». Уровень разный, муки одинаковы. Еще неделя подобных тренировок – и нас бы сплющило, как палтусов.

– О святая Катерина, – пробормотала она. – Слушай, Туманов, а чем они тут вообще занимаются? Куда нас угораздило, а?

– Не знаю, – он с натугой вернул на место перекошенную челюсть. Воспоминания давили на нее со страшной силой. – Готовят специалистов для народного хозяйства… Шучу, конечно. Опыты с чудо-препаратом. Или с целым выводком препаратов. Изобретают же чего-то, не стоит наука на месте. Диапазон действия, сама понимаешь: от поражения воли – до полного ее возвеличивания. Шут их разберет. Много чем тут занимаются. Каждое сооружение на техтерритории – нечто среднее между биологическим исследовательским институтом, каталажкой инквизиции и лабораторией доктора Франкенштейна. А в девятом блоке – помнишь, последний, в котором ты барахталась? – собраны отходы производства, неликвиды, так сказать… которые жалко выбросить. Жертвы препарата, полагаю. Деформированные конечности, говоришь? Кожа струпьями? Хм…

– Мистика какая-то…

– Не без этого, – согласился Туманов. – Есть во всей этой возне нечто таинственное, отдающее «Анэнербе». Слышала такое слово?

– Слово-то я слышала… – наморщилась Динка.

– Была такая странная организация Третьего рейха. Только ленивый про нее не писал. Пытались найти общие идеи и точки соприкосновения во всех эзотерических практиках. Выводили абсолютную формулу использования потусторонних сил. Не успели, слава богу, война кончилась… Оригинальное, знаешь ли, совмещение – физическое уродство накладывается на уродство моральное. Для астральной нечисти занятие вполне подходящее.

– Нет, довольно, – проворчала Динка. – Давай лучше об актуальном.

– Это о чем? – удивился он.

– Хорошо бы нам подкрепиться…

В этот день над ними дважды барражировал вертолет. Около десяти утра и в районе условного обеда. Летал над самыми кронами, трещал в бессилии и ярости. Потом фыркнул и убрался. Больше не прилетал. Динка поворчала и уснула. Часам к семи Туманов дозрел. Выбрался из норы, залез на откос и долго изучал прилегающую к оврагу местность. Отмахиваясь веточкой, скатился с откоса и отправился будить Динку.

– Ну, свершилось, дождались, – заспанная мордашка, похожая на мордочку лисенка, выбралась из норы.

Туманов критически обозрел ее наряд. Будь обстановка посимпатичнее, он бы, конечно, похихикал. Но обстановка была та еще. Поэтому прикусил язык и стал лихорадочно стаскивать с себя ботинки, затем носки. Протянул их Динке:

– Быстро на ноги – и вперед. Сотрешь пальцы – я тебя не понесу, учти. И не тяни мертвого за хвост.

Сонное личико брезгливо скукожилось.