Басурманин. Дикая степь

Дамир нахмурился, разглядывая саблю своего верного раба. Поглаживая необычное лезвие с двумя кончиками, словно язык у змеи, он любовался ее мощью и красотой. Явуз-хан рассказывал, что этот клинок был при отце Мансура, когда войско кыпчаков напало на его караван. Им отец защищал своего маленького сына. И этим же клинком Явуз-хан снес сарацину голову. В том караване никто не спасся, кроме меленького кеде. Дамир спросил однажды атасы, почему он не убил его. Явуз-хан долго молчал, а потом ответил, что сохранил жизнь маленькому сарацину лишь потому, что он был не многим старше его собственного сына. Он забрал мальчика с собой. Дамир и Мансур вместе росли, вместе играли, вместе учились ездить верхом, сражаться. Явуз-хан относился к сарацину как к родному, не забывая при том напоминать ему, что он всего лишь раб его сына. Этот клинок Явуз-хан подарил ему, Дамиру, когда впервые взял их с Мансуром в поход. Они ехали по степи, а Явуз-хан рассказывая о сабле, всё время поглядывал на маленького сарацина. Дамир видел, какими глазами смотрел Мансур на пристегнутый к поясу маленького господина клинок – тяжелый для десятилетнего кеде. Тот поход оказался тяжелым. Силы были не равны. Так случилось, что в той битве Мансур спас жизнь ему, своему господину, и в благодарность за спасение, вопреки воли отца, Дамир подарил маленькому сарацину саблю его отца. В тот день Мансур принес Дамиру клятву безграничной верности и преданности. В тот день он перестал быть сарацином, а стал кыпчаком, как и его господин. Дамир вертел в руках саблю и вспоминал тот день. Сколько битв они прошли вместе, сколько походов! Но тот день он не сможет забыть никогда.

Хан вскинул саблю, размахнулся, со всей силы вогнал её в землю и, неожиданно, расхохотался. Мансур медленно поднял голову. Он привык к перепадам настроения своего господина. Рабу, выросшему с маленьким властителем в одном шатре, всегда удавалось предугадывать его желания, предвосхищать его потребности. Он всегда знал, как поступит его хан в той или иной ситуации. Но теперь покорный раб не понимаю, что может сулить ему эта внезапная веселость господина. Хан Дамир не умел радоваться и веселиться, впрочем, как и Мансур. Они оба выросли в окружении воинов, без материнской любви, без ласки, без теплоты. Мансур смотрел на своего хана и не знал, что ждет его дальше.

– Я ничего не забыл, – перестав хохотать и вновь став серьезным, заглянул в лицо великана хан. – А вот ты видно запамятовал. Я – хан! Я – твой господин! И я не нарушу слова, что дал однажды. Ты кыпчак. Ты мой брат. Про сарацин я вспомнил оттого, что Тай Чу прибыл ко мне из Персии и поведал об одной хитрости. Имя ей – сарацинова пасть. Вот ее я и опробую в Рязанских землях. Поднимись. Возьми свою саблю и готовь войско к битве.

Мансур поднялся, взял саблю и отправил ее в ножны.

– Мой хан, что ты сделаешь с градом русичей?

– То же, что и с остальными. Не станет Рязани, и наш путь в земли русичей станет быстрым и легким.

–…Вот так потерял я своих людей. Дрянные стражи оказалась. Перепились в первом же трактире, – сказывал купец, сидя у костра. – Делать нечего, двинулся я далее в одиночку. Думаю, до града ближайшаго доберусь, найму сызнова. Остановился на ночлег у деревушки. Старушка лекарка меня приютила. А утром на зорьке двинулся в путь. Когда проезжал холмы – померещилось мне. Ну, я и давай стегать коней. А они понесли, да прямо на поросль, да потом к воде. Вот так и сподобило меня свалиться в речку. А вас увидал – обрадовался. Дай, думаю, подмоги у добрых людей попрошу, авось не откажут. Повозку самому мне никак не вызволить.

Слушая купца, Гридя сидел в размышлении, ратники хмыкали, и лишь княжич внимал с интересом, искоса поглядывая на своих воинов. Задумчивый взгляд подручника настораживал. Беспокойство прохладным ветерком закралось в душу юноши.

– Нижайше прошу, помогите вытащить мою поклажу. – умолял купец воинов, не обращая внимания на юношу. – Это недалеко. За тем лесочком, у изгиба реки. А я вашим жинкам, за то, платков нарядных, ленточек шелковых, да тканей на сарафаны пожалую.

– Ну, да ладно, что с тобой поделать, – встал, наконец, Гридя. – Поможем.

Обрадовался купец, словно только того и ждал. Подскочил с земли, как младой, засуетился. Будто уверен был, что не откажут. Спешно костер разметал, хоть и не просили его – явно торопился. Не по нутру стало Владиславу. Не по нраву была ему эта суета! Ох, не по нраву!

– Не ладное чую, не к добру сие! Давай за подмогой в пошлем? – схватил княжич Гридю за рукав.

Тот лишь ухмыльнулся.

– Ты ж не робкого десятку, княжич! И силушкой не обделен. Вон как лихо нас раскидал. Игнату вишь как, дюже тяжко пришлось под натиском твоим богатырским. Чего спужался–то? – наскоро поправляя упряжь своего коня, отшучивался подручник. – Сами управимся. Не в первой, чай!

Княжич оглядел своих ратников. Незнамо откуда взявшееся беспокойство никак не хотело его покидать. Но, видя, как спокойны воины, поразмыслил: может ему привиделось дурное, и в том, что купец поспешает, нет ничего худого?