Возле большого шатра, поодаль от забавляющихся кочевников, на походном троне восседал молодой кыпчкаский хан Дамир. Поглядывая на игрища своих воинов, он с довольной усмешкой натирал саблю. Этот роскошный клинок был получен прошлым летом из рук грозного Джамбулата, военачальника Великого Хорезма, державшего в страхе дикую степь.
– Пожалуйста, прекратите! Молю вас!
Истошный крик пленного купца привлек внимание хана.
– Мансур! – позвал он стоявшего в стороне от забавляющихся лучников огромного роста сарацина. – Тащи сюда этого недобитого вепря.
Великан молча кивнул, схватил за ноги купца и поволок по земле. Рыжебород извивался и причитал, всякий раз, когда его тучное тело подпрыгивало на кочках. Бросив пленника перед своим властителем, Мансур, сложив руки на груди, встал за спиной господина.
– Не убивай, прошу! Я службу тебе сослужить могу. Я… Я любое слово твое исполню, все, что пожелаешь! – в страхе, заискивающе тараторил купец, то и дело, оглядываясь на девочку. – Только об одном молю, дочку не губи. Она у меня единственная.
Рыжебород подполз к ногам хана и, склонился было к его сапогам. Но Дамир грубо отшвырнул пленника.
– Я тебе пригодиться смогу, только не губи, – обливаясь слезами, причитал рыжебород.
– Пригодишься, говоришь? Исполнишь все, что пожелаю? – склонившись к пленнику, змеей прошипел Дамир на языке русича. – Хм…может статься.
В глазах Дамира заплясали искорки бешеного огня.
– Привяжите к арбе. Я с ним на зоре продолжу, – прошипел хан не глядя на купца, и уже на своем наречии обратился к Мансуру. – Девчонку отведи к Маре. Пусть накормит. Может и в правду сгодится. Не ради себя – ради нее стараться будет. Убить или продать его дочь я всегда успею.
Сильный порыв ветра поднял вверх клубы пыли с северного склона холма, еще не поросшего зеленым покрывалом сочных трав, и хан решил поскорее укрыться в шатре. Тяжело опустившись на ковер возле походного резного столика с низкими ножками, уставленного богатыми яствами, Дамир наколол на нож большой кусок жареного мяса, жадно откусил. Сильный порыв ветра распахнул полог, чуть-было не задув угасающий в очаге огонь. Хан встал, подбросил дрова, усевшись обратно, отхлебнул белесый напиток из кувшина и раскинулся на подушках. Высокий, жилистый, со смуглым лицом и слегка впалыми скулами, в отблесках пламени он казался собственною тенью. И лишь не затухающие огненные всполохи в яростных глазах не давали никому забыть, что с этим властителем нужно быть настороже.
Этот поход был тяжелее предыдущего. Дани с покоренных земель собрали немного. И вот когда хан решил, спалив все на своем пути, повернуть назад, ему попался этот русич. Уж он, Дамир, сумеет извлечь выгоду. «Купец шел мимо…, как там его величают… Рязань?» – думал хан. – «Стало быть, что-то да знает про этот город на таких желанных мне землях».
Отдав последние распоряжения ночной страже, Дамир устроился на походной лежанке. Тихое потрескивание поленьев в очаге и думы о грядущем, постепенно погружали в беспокойный сон. Если он прав, а прав он всегда, то скоро ему понадобятся и свежая голова, и крепкие руки, и…
– Вставай! – купец проснулся от болезненного пинка в бок. – Хан зовет.
С трудом разлепив глаза и поднявшись с сырой земли, рыжебород заохал, заскулил. Перед ним, сложив огромные ручищи на груди, стоял Мансур. Этого басурманина купец страшился больше остальных. Его появление не сулило ничего хорошего. Вот и теперь, жесткий удар в спину и железная хватка, которой Мансур вцепился в руку, быстро образумили замешкавшегося русича.
Светало. Большинство костров погасло. Кочевники были уже на ногах. Спотыкаясь и охая, рыжебород почти бежал рядом с Мансуром, с опаской поглядывая по сторонам.
Хан сидел у своего шатра. Кланяясь, купец подошел ближе. Кыпчакский властитель молча встал, распахнул перед ним полог, приглашая внутрь. Косясь то на Мансура, то на хана, рыжебород вошел в шатер. Множеств ковров, шелковые подушки на лежанке, выложенный камнем очаг посередь странного жилища, резные светильни и красивые кувшины на низеньком столике. Купец замер, дивясь красотой походного жилища степного властителя.
– Не приглашу тебя присесть, – Дамир медленно ходил кругами, разглядывая своего пленника. От его ледяного голоса и колючего взгляда по спине купца пробежал холодок.
– Мы скоро двинемся в путь. Ты для моих воинов обуза, да и мне боле не надобен. Все, что у тебя было: товар, челядь, даже твоя дочь теперь принадлежат мне. И хотя товар твой дрянной – для ловушек сгодится. Прислужники твои, крепкие, но мне без надобности, ибо не мастеровые – я их продам. За таких сильных рабов мне дорого заплатят. А вот твоя дочь! Она стоит дороже всего, что у тебя было. Знамо тебе, что с ней станется в моих краях? Она будет рабыней у богатого бея или хана, а может статься, он сделает ее своей наложницей. А когда надоест, сменяет ее у Джанга на клинок или ткани. Джанг любит такой спелый товар. Сказать, что с ней станется? Она украсит собой пир Великого мавра. Живая или на вертеле.