Баталист. Территория команчей

Они могли пройти мимо, если бы не услышали голос или, скорее, стон из разбитого окна. В здании, которое официально считалось полностью эвакуированным еще до наступления сербов, в темном коридоре прямо у входной двери на носилках остались лежать дюжина беспомощных стариков, по-видимому забытых бежавшими в спешке санитарами. Они провели три дня без воды и еды, среди жужжания мух и зловония своих экскрементов. И когда Маркес и Барлес включили свои карманные фонарики, чтобы лучше рассмотреть то, что было в этом коридоре, оба сразу же об этом пожалели. Двое стариков уже умерли. Что же касается тех, кто еще был жив, им тоже оставалось немного времени на этом свете. Репортеры погасили фонарики, включили подсветку камеры и сняли всех, кто был внутри, живых и мертвых. Когда камера приближалась, старики съеживались на носилках среди мочи и дерьма, перепачкавших их одежду и простыни, закрываясь от резавшего им глаза света камеры, и еле слышно подвывали, обезумев от страха, о чем-то умоляя эти две тени, что двигались вокруг них. Маркес и Барлес работали молча, не глядя друг на друга, и в свете от камеры их бледные искаженные лица напоминали привидения. Они прервались только один раз, когда Барлесу пришлось опереться о стену, чтобы проблеваться, но и тогда ни один из них не сказал ни слова. Потом они оставили воду и еду – все, что у них было с собой, – около коек в темном коридоре и поднялись на второй этаж, где бомба застала врасплох старика в тот момент, когда он одевался, собираясь уйти вместе со всеми. Он так и остался сидеть там, где три дня назад оборвалась его жизнь: неподвижный, одинокий, покрытый толстым слоем пыли и мелкой крошкой гипсовой штукатурки. Перед ним стояли приготовленные ботинки, которые он так и не успел надеть, а рядом – шляпа и трогательный, щемящий душу картонный чемодан. Глаза его были закрыты, выражение лица безмятежно, подбородок покоился на груди. Кровь из носа засохла на небритом подбородке и на грязном воротничке рубашки. Барлес предложил Маркесу снять лицо покойного, но оператор предпочел показать старика со спины – с того же ракурса, как они увидели его из коридора: он сидел перед окном, развороченным взрывом, – жалкий серый силуэт, неподвижный в гнетущем одиночестве этой разрушенной комнаты, среди битого кирпича и сломанной мебели, выгнутой арматуры и своих пожитков – чемодан, шляпа, ботинки, одежда, документы, рассыпанные по полу среди обломков, – всего, что окружало его в последний момент его несчастной жизни, закончившейся в темноте, когда старик услышал, как другие в исступлении бегут по коридору, оделся и уже нащупывал туфли.

Ужас. Погруженный в свои мысли, Маркес горько усмехнулся, как бы про себя, с отрешенным выражением лица. И Барлес мрачно рассмеялся, не разжимая губ и глядя в глаза дохлой коровы.

VI. Мост Маркеса

Они еще стояли на дороге у ворот хутора, когда к ним подошла Ядранка.

– Что он тебе сказал? – спросил Барлес.

Переводчица пожала плечами, вид у нее был измотанный.

– Хозяин хутора в замешательстве. Не знает, что делать: уходить или остаться.

– Он просто идиот. Все кончено – и с деревней, и с его хутором. Боснийская армия скоро придет сюда, по мосту или без него: даже взорванный мост их не остановит.

– Вот это я и пыталась ему объяснить.

Вдали за излучиной реки прогремело еще два взрыва, и все трое посмотрели в ту сторону.

– Нам тоже пора уходить, – сказала Ядранка.

Маркес с Барлесом промолчали. Они знали, что с ее стороны это простая констатация факта, а не проявление страха. И Ядранка понимала, что они знают. И все они сходились в одном: их шансы унести отсюда ноги с каждой минутой становились все призрачнее.

– Что там в Черно-Поле? – поинтересовался Маркес, разглядывая мост.

– По радио передавали, что дорога на него по-прежнему открыта. Но не сказали, сколько еще времени у нас в запасе.

Маркес слегка кивнул в ответ, давая понять, что принял услышанное к сведению. Затем поменял аккумулятор в видеокамере и спокойно направился к склону рядом с мостом.

– Сукин сын, – сказал Барлес.

Он велел Ядранке возвращаться к «ниссану», а сам пошел в противоположную сторону за Маркесом. Секс-символ по-прежнему лежал на своем месте, а над Биело-Полем дым становился все гуще. Выстрелы среди домов стихли. Посмотрев на другую сторону реки, Барлес отметил про себя, что в общей картине чего-то не хватает, хотя поначалу он затруднялся сказать, чего именно. Он на мгновение остановился, пытаясь разобраться – как в головоломке «найди семь отличий», – и тут его осенило: у церкви не хватало колокольни; она просто исчезла.