Батальон, к бою!

Алексей же начал сборы в дальнюю дорогу. Совсем скоро выпадет первый снег, потом мороз скует непролазную степную грязь, а после пары буранов сани набьют хорошую зимнюю дорогу. Ныне почтовый тракт начинался уже с Херсона, и шел он через всю Новороссию на Киев и уже дальше на север вглубь страны.

– Ну что, Живан, опять тебе за меня оставаться приходится, ты ничего? – спросил сочувственно Алексей у своего друга и заместителя.

– Да ничего, это дело привычное, – улыбнулся тот. – Вроде бы нерешенных вопросов у нас сейчас не осталось, батальон весь укомплектован, обут и одет полностью. Скоро вот два десятка обещанных потемкинских штуцеров завезут, как вот их правильнее распределить?

– Ну да, первой санной дорогой обещали доставить, – подтвердил Алексей. – Команды отборных стрелков в каждой роте нарезным оружием обеспечены уже полностью, так что распределяйте эти штуцера по обычным стрелковым отделениям. Сами выбирайте там самых метких, устройте что-нибудь типа соревнований, чтобы все видели, что наиболее достойному егерю это оружие достается. Пусть даже это и не капрал или унтер будет, а самый что ни на есть обычный рядовой. Есть ведь среди наших солдат и такие, что даже опытным отборным стрелкам ни в чем не уступят, а служат они у нас всего лишь год-другой. Талант, друг, – это серьезно. Не зря же господь их зорким глазом и твердою рукой наградил?

* * *

– Берите-берите, меха в зимней дороге никогда лишними не будут! – Усков Степан передал еще один тулуп из хорошо выделанной овчины.

– Да куда уже, мы и так в кибитку не помещаемся, – попробовал было протестовать Алексей. Но все было бесполезно, и они с Катариной и детьми походили уже в этой крытой повозке на семейство эскимосов или чукчей, закутанных в сплошные меха.

– Ваше высокоблагородие, вы там Карпычу, Курту и Потапке привет передавайте! – раздались крики собравшихся кучкой ветеранов. – Пущай не забывают они там нас!

Отделившись от всех, к командиру подошел Макарович с вещевым мешком.

– Ляксей Петрович, понимаем, что вам и так рухляди в дороге много тащить, но, может, найдется местечко для небольшого подарка нашим увечным и немцу? Ване мы меховые сапожки пошили, ну а Степке и Курту, стало быть, хорошие теплые рукавицы справили, – и он похлопал по своей ноше. – Туточки все, плотно набито, много у вас места не займет, а им там, в российских снегах, самое оно будет.

– Да давай, чего уж там! – улыбнулся Алексей. – Где и так всего много, там и для малого место будет. Ну, все, трогаем! – кивнул он, и кони потянули повозку к Херсонскому тракту.

– Счастливого пути! – кричали толпы провожающих.

Обгоняя с лихим посвистом крытую повозку, вперед прошел первый десяток конно-егерской роты. Второй в это время пристроился шагах в десяти сзади нее, соблюдая дистанцию.

– Дождались? Ну, вот и началось наше путешествие на север! – Лешка подмигнул сияющему от счастья Ильюхе. – Не холодно вам тут, не дует из щелей? – поинтересовался он у Катарины.

– Да, конечно, тут дядьки за неделю перед поездкой все законопатили, – улыбнулась ему в ответ жена. – Никакого сквозняка вообще не чувствуется. Ты не переживай, Лексинька, я к холодам теперь привычная, а вот у детей так и вовсе наполовину уже русская кровь. Не из мерзлячных они у нас будут.

Погостив в Херсоне у дяди Михайло и тетушки Антонии, дальше Егоровы отправились уже по почтовому тракту. Подорожная грамота георгиевского кавалера и подполковника императорской армии, следующего с семьей, давала право на внеочередное обслуживание на станциях – ямах, и почтовые смотрители старались распрощаться с семейством с подобающим почтением. Теперь в прогонную санную повозку запрягалось, как правило, не менее шести, а то даже и все восемь лошадей. Ибо по статусу положено! Одни лишь курьеры да фельдъегеря, следующие по срочной казенной надобности, пользовались большей привилегией. Ну и уже под самым Черниговом обогнал их генерал-поручик Вяземский. Воинский чин этого генерала относился к третьему классу Табеля о рангах, и, раздав зуботычины смотрителю, ямщикам и всем тем, кто только попался под руку, адъютант их превосходительства все быстро устроил. Повозка, запряженная двенадцатью лошадьми, рванула с места и унеслась в морозную даль.

– Простите, милостивый сударь, я вам теперь только лишь четверку смогу запрячь, – станционный смотритель, утирая разбитый нос рукавом кафтана, с грустью смотрел на подполковника. – У меня теперяча только лишь одни курьерские лошади здесь остались да всего лишь шесть ямских. Четырех самых лучших из них мы вам в повозку впряжем, ну а пара для всех прочих останется, – кивнул он на дожидавшихся своего часа пассажиров. – Глядишь, и еще смена сегодня прибудет. Всех потихоньку вывезем.

Уже за Киевом леса начали становиться все гуще, а за древним Черниговом эти заснеженные и дремучие чащи вызывали самое искреннее удивление, как у детей, так и у Катарины, привыкших к южному степному раздолью. От холодов путешественников спасали меха и жарко натопленные, хотя и грязные комнаты постоялых дворов.