Близ Балаклавы государыню ждал еще один сюрприз. Григорием Александровичем для ее встречи была учреждена особая рота амазонок, укомплектованная из сотни жен и дочерей балаклавских греков под командованием супруги капитана Сарандова – Елены Ивановны. Экипировка амазонок состояла из юбок малинового бархата, отороченных золотыми галунами, и из курток зеленого бархата. На головах у них были белые тюрбаны с золотыми блестками и страусовыми перьями. Все амазонки имели на вооружении ружья с тремя патронами для подачи салюта. Сама встреча состоялась в конце аллеи из апельсиновых, лимонных и лавровых деревьев.
Вышедший из кареты первым Потемкин испросил позволения у Екатерины стрелять всей выстроившейся Амазонской роте для подачи салюта. Но она запретила и подозвала к себе начальствующую над амазонками. Подбежавшей Сарандовой государыня подала руку, поцеловала ее в лоб и, потрепав по плечу, сказала: «Поздравляю вас, амазонский капитан! Ваша рота исправна. Я ею очень довольна». Елене Ивановне был пожалован бриллиантовый перстень в 1 800 рублей, а всем амазонкам было выделено десять тысяч. Вслед за этим рота была распущена.
Таврический вояж продолжался. Екатерина проехала через весь полуостров. В старом Крыму специально для ее ночлега был отстроен небольшой дворец. Возле него свиту встречал Таврический легкоконный полк, набранный в основном из местных жителей. Кавалеристы отдавали честь государыне с преклонением штандартов. Очень эффектно выглядел эпизод ее встречи с многочисленными депутациями от татар, кабардинцев и других южных народов с их заверениями императрице в верности.
Специально к приезду государыни здесь же был построен так называемый Екатерининский фонтан с павильоном, крытым черепицей, и в вычурном восточном стиле. Сверху, прямо над самим фонтаном, возвышалась беседка, где Екатерина изволила отпить чая с самыми важными своими гостями.
Императорский поезд двигался на север в обратном направлении. Позади была Таврида и бескрайние херсонские степи. Словно венец путешествия по всему южному краю, под Полтавой должны были состояться большие воинские маневры. По задумке Потемкина на огромном поле перед высокими гостями должна была быть воспроизведена знаменитая Полтавская битва с имитацией всех передвижений шведских и русских войск. Количество задействованных воинских подразделений тут было гораздо больше, чем в маневрах под Кременчугом. Здесь, наряду с театрализованным действом, войска должны были продемонстрировать маневрирование на поле боя, тактические приемы и общую слаженность.
Глава 4. Полтавские маневры, или «Больше дыма и огня!»
– Алексей, твой батальон будет занимать вот этот редут, – указывал подполковнику его место в общей дислокации Кутузов. – Ваша задача – стрелять беспрестанно вхолостую по подходящим колоннам «шведов», затем чуть отступить с валов вовнутрь редута и уже потом поддержать штыковую атаку гренадеров полковника Левашова. Палите как можно чаще, залпами и вхолостую. Пусть от вашего редута грохот беспрестанный с клубами порохового дыма исходит! Трибуны свиты государыни как раз напротив этих укреплений стоят, вот вы и произведите впечатление на всех присутствующих. И вот еще что, – и генерал, видно, выбирая, как правильно начать разговор, сделал паузу и ковырнул сапогом кочку. – Тут, Алексей, ко мне один прусский полковник подходил, тот, что ныне в свите в качестве королевского посланника состоит. Просил он меня за него перед тобой слово замолвить. Небось, догадываешься, о ком речь?
– Полковник, барон Корф, – кивнул Алексей.
– Точно, он самый, – хмыкнул Михаил Илларионович. – Самому-то ему крайне неудобно к тебе обращаться, вот он теперь через меня это и делает. Про ваше состязание в искусстве стрельбы уже все наслышаны, и он прилюдно признал свое поражение. Просит вот теперь снизойти до его просьбы. Штуцер этот, который ты у него выиграл в честном поединке, он бы очень хотел обратно выкупить. Вещь эта, говорит, семейная, а уж ты это должен понимать. Я бы все же, Алексей, рекомендовал тебе согласиться и удовлетворить просьбу барона, – посоветовал Кутузов. – Сам же понимаешь: лицо, приближенное ко двору, и все такое. Кстати, он сказал, что готов заплатить выкуп за штуцер как за три новых и оценил это в сто наших рублей.
«Ах ты жлоб!» – подумал Лешка, усмехнувшись.
– Дешево же он его ценит, ваше превосходительство, – покачал он головой. – За такие деньги даже и наши обычные в Туле не купишь, уж я-то знаю, о чем сейчас говорю. А тут вещь, можно сказать, элитная, прекрасного прусского мастера работа, произведение искусства, а не простое ружье. Думаю, было бы даже унизительно и для самого барона оценивать так вот мелко свое оружие. Я считаю, что самое правильное – это приравнять его штуцер к десяти нашим. Но так уж и быть, Михаил Илларионович, только исключительно из-за вашего ходатайства, пять обычных штуцеров – и пусть он забирает свой.