Батальон, к бою!

В девятнадцатом часу генерал-аншеф вывел все свои войска из крепости. Потрепанные Орловский и Шлиссельбургский пехотные полки были усилены Муромским и Козловским, а легкоконные и казаки – несколькими подошедшими кавалерийскими эскадронами драгун. Пехота ударила турок в лоб, а конница, совершив обходной маневр по мелководью, врубилась им во фланг. Все имеющиеся полковые пушки были выкачены на прямую наводку и разили врага картечью в упор на короткой дистанции.

Штыком и огнем выбивали неприятеля из каждой траншеи. Турки, оказывая яростное сопротивление, начали пятиться к оконечности косы. Сербен-Гешти-Эиб, желая укрепить боевой дух своих подчиненных, повелел отойти всем транспортным судам в море.

– Воины султана, победа или смерть, убейте всех неверных или умрите сами! Нам нет пути к отступлению! Только вперед! – кричал он, подбадривая своих людей.

Батальон егерей, разбившись в стрелковые пары, сражался в боевых порядках наступающей пехоты. Алексей теперь и сам действовал как самый обычный стрелок.

Бам! Штуцер ударил в набегающего турка тяжелой пулей, пробив ему грудь, тот рухнул на песок, а из-за него тут же выскочили двое с ятаганами. По подставленному ружью со скрежетом ударил один из клинков, Алексей резко отвел его вбок и на возврате вогнал штык в шею янычару. Не успевая выдернуть его обратно, он каким-то чудом сумел отпрянуть, и клинок второго турка лишь просек левую руку у локтя.

– Командир, держись! – Из суматохи рукопашной вынырнул подпоручик Самойлов и в упор застрелил второго турка из своего пистоля.

Хлоп! Ружейная пуля влупила ему в ногу, и он рухнул рядом со своей жертвой. Три егеря подскочили и оттеснили назад уже подступающих к офицеру турок.

– Ваше высокоблагородие, вы как, на ногах держитесь? У вас вон рука сильно кровит. Давайте мы вас в тыл сведем? – предложил капрал.

– Подпоручика гляньте, Агафон, – кивнул Егоров на лежащего и стонущего на песке Самойлова. – У него ранение сильное. У меня есть гренада, последняя, – хлопнул он ладонью по сумке. – Запаливайте! – и вытащил ручную гранату наружу. «Щелк, щелк, щелк», – ружейный курок, высекая искры, подпалил сухой трут, а тот уже воспламенил затем и фитиль. Хорошо размахнувшись, Лешка запустил гренаду вперед. Грохнул взрыв, и взвизгнули осколки.

– Режь, да не стащишь ты его так! – крикнул он солдату, копавшемуся с сапогом раненого. – Голенище ножом подсекай, а потом и штаны!

– Да-а, эта рана сурьезная, – покачал головой капрал. – Эдак можно и без ноги остаться, вона даже сама кость видна.

Действительно, для этого времени такая рана была страшная. Как правило, в полевой медицине в таких случаях было только одно проверенное и надежное средство – пила.

– Держи! – Алексей щедро пролил из своей фляжки крепким хмельным саму рану и всю голень вокруг нее. Обильно струилась кровь, но вот осколков от перелома или следов размозжения при ударе пули видно не было. – Шины мне дайте, лубки! – крикнул он двум стоящим рядом пехотинцам.

– Дык где же их взять-то тута, вашвысокоблагородие?! – воскликнул чернявый.

– Балда! Да вон же флаг валяется, тащи его сюды, турке он теперяча вообще не нужон! – крикнул капрал, и солдатик бросился к брошенному османскому знамени.

– Руби древко на четыре части, – кивнул Лешка и вскоре, выправив ногу подпоручика, наложил в виде шин все четыре деревянных обрубка. – А вот теперь мы и крахмалом все это засыплем, – пробормотал он, достав провощенный холщовый мешочек из гренадной сумки. – Вот та-ак, порошок не жалеем. Не переживай, Николя́, ты еще на балах со столичными мамзелями скакать будешь! – подмигнул он бледному офицеру.

Крахмал остановил кровотечение и, пересыпанный между слоями бинтов, создал что-то типа фиксирующей гипсовой повязки.

– На-ка, хлебни, подпоручик, хлебни, я тебе говорю! – крикнул Лешка и влил в рот раненому несколько глотков из своей фляжки. – Во-от, не шампань, конечно, но зато на поле боя оно самое то!

– Рядовой! – крикнул он чернявому солдату. – Стоишь на карауле возле их благородия. Никого, окромя лекаря, из егерей к нему не допускать. Его сейчас просто так трясти и тревожить никак нельзя. Потом, уже после боя, подпоручика на носилках заберем.

– Ваше высокоблагородие, у вас рука вона кровит! – из хаоса боя выскочил вестовой Кокин. – А я вас потерял при последней янычарской атаке, насилу вот отыскал. Давайте я вам руку перевяжу!

– Перетяни ее выше локтя, Никита, – приказал подполковник. – Потом, как только турок сломим, аккуратнее уже обиходим.

Алексей выхватил саблю из ножен и поспешил вперед, туда, где в это время шел ожесточенный ближний бой.

Неприятель оказывал яростное сопротивление. Отбиваясь и переходя время от времени в контратаки, он все же отступал к оконечности косы. Когда до нее осталось лишь полверсты, турки пошли в свою последнюю и отчаянную контратаку. В это самое время Суворов был ранен повторно ружейной пулей в левую руку навылет.

«Есаул Кутейников перевязал мне рану своим галстуком с шеи, я омыл на месте руку в Черном море», – писал позже в своем рапорте Александр Васильевич.