Батальон крови

– Ну ладно, не будем об этом. Я понял, что ты можешь и о войне, и о смерти, и о Боге. Пойдешь в разведку – слушай, что ребята говорят, и зря никого не отвлекай. И смотри – не подставляйся и не высовывайся. Понял?

– Так точно.

Ну и хорошо. Командиром группы назначаю Николая. Пойдете завтра вечером и присмотритесь, может, пятого найдете. Понаблюдайте за людьми, а я еще с ротными поговорю. А сейчас все, идите отдыхать: отсыпайтесь, хорошо поешьте, завтра в двенадцать сбор в штабе. Гриш, а ты мне этого Федора на рацию пришли.

– Есть, – ответил Михайлов. – Сейчас его прислать?

– Нет, пусть завтра, с утра приходит.

У Григория появилось чувство ревности. Как это, кто-то вместо него будет выходить на связь. Он вспомнил деда-наставника и сам себе сказал:

– Нет! Я теперь разведчик и мое место не здесь, насиделся в штабе. Пусть он, молодой парень, теперь докладывает, а я в разведке погуляю. Я должен быть там, впереди!

Григорий выходил из штаба последним. Он задержался и спросил комбата:

– Товарищ капитан, а те двое разведчиков, что после госпиталя, где?

– Они еще раньше в свою часть перевелись. Ты тогда, перед Новым годом, в разведке был. Не прижились они в батальоне. У них в полку, видать, особое отношение к разведчикам было, а у нас, сам знаешь, все по-простому: что офицер, что солдат, что разведчик – все равны.

– Это точно. Ну, в общем-то, если бы я из госпиталя возвращался, тоже попросился бы обратно к вам.

– Ну и нечего их судить. Все мы тут одним делом заняты. И каждый рискует, что на передовой, что в тылу. Еще неизвестно, где труднее.

– Ладно, я пошел, – произнес Григорий, но комбат уже в дверях спросил:

– Как Федор-то, нормальный?

– Да, но дерганый. Отомстить рвется. Всю семью у него немцы сожгли, – ответил солдат. Он попрощался и вышел из штаба. На улице его ждал Паров.

– Спасибо, Григорий. Я не подведу, постараюсь, – произнес учитель.

– Надеюсь, а то меня подведешь.

– Нет, не волнуйся. Но ты, если что, подскажи мне.

– Конечно, какой разговор.

Они пошли в сарай. Вскипятили чайник, попили сладкого чая и легли спать. Паров расположился рядом с Григорием. В батальоне радист оказался единственным человеком, кто после неудачного для него боя поверил, что учитель тоже солдат. Но уснуть Парову не дал старшина. Он поднял его и повел налаживать контакты с местным населением. Савчук хотел поднять настроение батальона. После Нового года никак не получалось восстановить боевой дух. Все мечтали о мирной жизни и не рвались в схватку. Из тех, кто пытался спрятаться от пуль, многие погибли. Люди начинали метаться, искали удобное и безопасное место, но находили смерть. А из тех, кто шел и честно смотрел в лицо смерти, многие выжили. Конечно, смелые люди тоже погибли. Белорус-разведчик Воувка, Санек, Рыков и многие другие бойцы. Они первыми спрыгнули в окоп и там нашли свою смерть. Григорий снова вспомнил немца без головы. Стало немного не по себе, даже затошнило.

– Как я ему так голову отстрелил? – удивился солдат. – Наверное, все пули попали в шею.

На смену воспоминанию пришло видение лица войны. Солдат не мог крепко уснуть и ворочался в какой-то дреме. В этом состоянии видение становилось все отчетливей. Он видел это огромное лицо: глаза – бойницы ДОТов, траншея, словно рот, а холм-высота – подбородок. Все это сливалось в одно общее обгонное лицо, и Григорий, увидев его в своем сознании, почувствовал, как где-то внутри рождается страх. Ему хотелось упасть перед этим существом на колени, вымолить для себя жизнь. Но он вспомнил, как по-детски ревел Федор. Ему стало стыдно за себя. Однако видение лица не ушло, оно поднялось в небо и встало над ним. Этот окоп, похожий на зловещий, рваный рот, стал смеяться, и Гриша отчетливо увидел эту гримасу войны.

– Что? Какую гадость ты мне приготовила? Хочешь сделать меня калекой, или убить в самый последний момент? – кричал он во сне. Этот крик уносился в небо и отдавался эхом.

– Гриш, ты что? – толкнул его учитель. Он вернулся отдыхать. Когда старшина узнал, что он идет в разведку, то отпустил его. Григорий открыл глаза и, увидев солдата, подскочил на своей соломенной лежанке.

– Давай на улицу! – предложил Паров. – Печка задымила весь сарай. Тут дышать нечем, можно задохнуться. Наверное, дрова сырые кто-то сунул, или коры промокшей бросили.

Григорий встал и, качаясь, выскочил на улицу. Свежий морозный воздух ворвался в грудь. От этого еще сильнее закружилась голова. Гриша сел на бревно, что лежало у сарая и отдышавшись, спросил:

– Паров, у тебя табачок есть?

– Да ты что? Спал там в этом дыму, чуть не задохнулся, а тут еще курить подавай. Совсем себя не жалеешь.

– Ага, давай, – улыбаясь, ответил Гриша. – Какой же табачок дым, это наоборот хороший воздух.

– Ты подожди немного, отдышись, а то в таком состоянии в разведке нелегко будет.

– Ну ладно, не надо. Сейчас пойду, отосплюсь.

– Вместе пойдем, я тоже устал. Нервы они тоже, знаешь, сколько сил отбирают.

– А что ж ты так занервничал?

– Да стыдно стало перед ребятами, а потом страшно, когда они вспоминать бой начали.

– Чего ты испугался?