Он видел, как падают фашисты, и старался добить каждого. Пулеметчик из ДОТа заметил его и выстрелил по Григорию длинной очередью. Брызги земли хлестко ударили по лицу, а большие ломти дерна, вывернутые пулями крупнокалиберного пулемета, разлетелись в стороны. Пули вырыли ямы в крае окопа и почти достали, но Григорий успел спрятаться. Рядом другой пулеметчик отвлек внимание ДОТа на себя. Гриша схватил автомат и уже почти выскочил из окопа, пытаясь приблизиться к врагу, но кто-то поймал его за ногу и сбросил обратно. Он со злостью выставил в незнакомца автомат, но, увидев комбата, замер.
– Ты куда это собрался? – спросил майор.
– Щас, я его! Поближе подойду! – со злостью ответил солдат, не понимая, откуда появился комбат.
– Не горячись – там и без тебя все сделают.
Через несколько секунд раздался мощный взрыв и из бойницы ДОТа вырвалось пламя.
– Ну вот и все. Пошли, – приказал Киселев. Они вылезли из окопа и направились к последней полосе укреплений. Кругом уже спокойно ходили наши солдаты и друг у друга спрашивали закурить.
– Товарищ майор, ща я сержанта табачком угощу? – произнес радист. Бой еще продолжал жить в нем, и он сам не понял, зачем спросил об этом комбата.
– Пошли! У них свой есть, – неожиданно ответил комбат.
– Как, а чо ж тогда спрашивают?
– Привычка такая. Свой в кармане, а после атаки все ходят и друг друга табачок просят. Дай закурить – значит, жив, а у тебя табачок есть, и кто-то отвечает – есть, значит, тоже жив. «Дай закурить» – это как «Привет» после боя. Странное состояние. Все ищут товарищей, но главное – себя.
– Это как?
– Если курить хочешь, значит живой. Понял?
– Да. Я тоже тогда закурю.
– Закури. Успокойся. Вишь, как мы его? Немца-то? Если бы у меня всегда столько бойцов было, – задумчиво произнес Киселев. – На одном дыхании: саданули – и вышибли фрица! – улыбнувшись, добавил он.
Григорий достал завернутый в газету табак, оторвал кусочек бумаги, отсыпал на нее и стал скручивать сигаретку.
– Табачок есть? – спросил проходящий мимо солдат.
– Конечно, – ответил Гриша. Солдат улыбнулся и пошел дальше, ничего не взяв. Он тоже, как остальные, решил попробовать. Сделав самокрутку, спросил у проходящего мимо пожилого солдата:
– Есть закурить?
– А то, – ответил боец.
– Эх! Здорово, – ответил Гриша, а боец, усмехнувшись, пошел дальше.
– Есть табачок? – вновь услышал Гриша.
– Конечно.
– Ну так, давай, – прохрипел кто-то. Григорий в растерянности обернулся и, увидев старшину, протянул ему газету с табаком.
– Я-то свой где-то посеял, – объяснил Савчук.
– А-а, – совсем запутавшись, ответил радист, и тут до него дошло, что Савчук жив и хочет курить. Он хотел броситься и обнять его, но лишь выдавил из себя: «Спасибо».
– Чего это ты?
– Ну, за того толстого. Задушил бы сволочь меня.
– А-а, ну ладно, – ответил Савчук, и отдал табак радисту. – А я все хочу спросить, чего это ты сегодня без рации?
– Теперь штаб полка единый, а мы у них в соединении. Там свои радисты.
– Понятно. В соединении, говоришь?
– Ну, не знаю. В составе их.
– Да, но только вел всех Киселев. И ты должен был быть с ним рядом, со своим говорящим ящиком. Он-то, конечно, тебе ничего не скажет, ты поступил, как положено, и воевал смело, но по-человечески твое место у него за спиной или сбоку. А вдруг чего скорректировать нужно?
– Да, но он сам сказал – не надо.
– Да мало ли чего он сказал? Ты должен был ответить, что останешься рядом. Он же в тебя верит! Специально нашел, проверил, жив или нет. Я ж видел, как он тебя за ногу не пустил. А остальные побежали. Хорошо, ребята у нас ушлые, со стороны обошли и забросали гранатами этого пулеметчика. А ежели б он стрелял? Крупнокалиберный – это тебе не игрушки. Зацепило, считай все, а если выжил – инвалид. Так что ты на будущее – имей в виду!
– Что? Тогда, нужно за рацией в деревню возвращаться?
– Не нужно. Я случайно одну захватил. Вон видишь, танк подбитый дымиться? Подойди к танкистам, скажи: я за рацией прислал. Они там ремонтируются, еще долго стоять будут, но ты иди сразу и потом к комбату. Порадуешь его.
– А Федора не видел?
– Видел. Он еще в поле лег.
Григорий промолчал, посмотрел на небо и спросил:
– Много наших погибло?
– Да считай все. Человек пятьдесят от пяти сотен осталось. Там вон, правее, глянь. Места нет, где покойник не лежит. По трупам бежали.
– Получается, мне повезло, – задумавшись, произнес Григорий.
– Ты, это, за рацией иди и не думай об этом. Рано тебе еще такие вещи обмозговывать.
– Значит, я еще войне нужен, – решительно произнес солдат.
– Все мы ей нужны и те, что погибли тоже, – ответил Савчук. Он хлопнул радиста по плечу, повернулся и ушел искать тех, кто остался.
Григорий побежал к подбитому танку.
– Эй, ребята! Савчук рацию оставлял?
– Да. Заберешь? – спросил командир танка.
– Конечно.
– А что ж сразу-то не взял? Забыл?
– Нет. У нас штабы объединили, там своих радистов навалом. А теперь нужно рядом с комбатом быть. Мы ж где-то остановимся перед следующим рубежом.
– Нет, радист. Вечером должны в город войти. Слышал, да? Второй рубеж на окраине.
– Знаю.
– Ну вот. Значит, штаб твой будет на ногах.