Батальон прорыва

– Как? Да как многие из этой чудесной компании. Призыв в армию, потом ускоренные курсы младших лейтенантов. Я ведь на флот мечтал попасть, на военный корабль, а меня вместо этого в танкисты определили. Направили в двадцать пятый танковый корпус генерала Павлова, дали мне новую тридцатьчетверку, воюй, Сеня, сколько влезет, а тут началось наступление. После Сталинграда немчуру поперли так, шо не остановить. Ростов взяли, Харьков. Наш корпус до Запорожья десятка два километра не дотянул. Думали, шо всё будет в ажуре. Таки не случилось. До города рукой подать, а у нас горючего нема и боеприпас на исходе. Тут немцы решили гонор показать. Обложили со всех сторон. Деваться некуда, мы на прорыв пошли. Помню, сидел в танке, потом взрыв. Вылез из машины очумелый, гляжу, рядом механик-водитель лежит, я к нему, а он мертвый. Тут фрицы появились. Я отстреливался, пока патроны в пистолете были, а потом пришлось перед ними, как собачонка, лапки поднять. Так эти жлобы мине прикладом по голове. Никакой тебе культуры у этих фрицев. Видать, не понравился им Сеня Голота. Очнулся в поле, на снегу, рядом два немца стоят. Один из них амбал, как два меня, тычет стволом в портрет и что-то гутарит по-своему. Ну, я им, мол, наше вам с кисточкой, а эти чудаки меня под белые ручки да пинками под зад, да так, шо ребра до сих пор ноют. Вот, – Голота ощерился, показывая два ряда ровных белых зубов.

Скоморохов заметил, что один зуб на нижней челюсти одессита отсутствует.

Голота ткнул пальцем в щербину.

– Вынесли и даже не спросили, как меня зовут. Шоб им жить счастливо, но недолго. После собрали нас, человек пятнадцать, доставили до дороги, а там наших ведут, кавалеристов и «черную пехоту». Пиджачники, кто в чём. Вроде нас. Одни в пальто, другие в ватниках. Этих больше всего было. Их, бедолаг, во время нашего наступления из дома сразу в части набирали. Винтовку в руки и айда. А шо с них проку, я вас спрошу? Толку нет – одни убытки. Большинство не обученные. Потому и полегло их тьма-тьмущая, снега от их лапсердаков видно не было. Самому пришлось на это зрелище не для слабонервных полюбоваться. А из тех, кто цел остался, многие в плен попали. Вот в этот гамуз нас и определили. Потом лагерь для военнопленных под Витебском. Ну, а как наши освободили, меня сразу сюда, на отдых отправили. Поправиться, значит, и подкормиться. Только я через эти марципаны, которыми тут кормят, стал иметь бледный вид и шаткую походку, но всё лучше, чем у немцев. Я, конечно, дико извиняюсь, но до ужаса хочется спросить, а тебя как жизнь сюда закинула?

– Долго рассказывать.

– Ой, я вас умоляю, мине вже торопиться некуда. Конечно, если ты не хочешь открыть душу Сене Голоте, так я ж не возражаю. А если думаешь, шо у мине длинный язык, тогда плыть нам разными пароходами.

Усатый старшина подал команду:

– Строиться!

Скоморохов сплюнул себе под ноги.

– Пойдем, Сеня. После бани потолкуем.

Спецконтингент строем вывели за территорию лагеря. Разношерстная колонна молча зашагала по дороге. Скоморохов опустил голову. Тупоносые носки башмаков мелькали перед глазами. Раз-два, раз-два. Сейчас он мысленно шел в свое недавнее прошлое…

21 июня 1941 года. Одна из погранзастав в районе Перемышля

Июнь дивная пора, когда земля нежится под щедрым летним солнцем, наливается плодоносной силой, когда душа человеческая радуется теплу, свету, зелени, духмяному запаху разнотравья. В Подкарпатье, крае гор, густых лесов, живописных долин, это ощущается особо. Хочется окунуться всем своим существом в это буйство природы, насладиться безмерной радостью и покоем, но что-то мешает этому. Неосязаемое напряжение витает в воздухе, словно надоедливая муха, и имя этому чувству – тревога. Она-то и разбудила заместителя командира погранзаставы, младшего лейтенанта Андрея Скоморохова. Последнее время беспокойных дней прибавилось, обстановка на границе была напряженная. Все чаще возникали разговоры о войне. К ней готовились, но в душе все надеялись, что обойдется. Однако частые провокации и случаи нарушения границы со стороны Германии заставляли думать иначе. Десять дней назад с германской стороны обстреляли из винтовок пограничный наряд. Тогда был ранен один из красноармейцев. Начальник заставы, лейтенант Василий Ковальчук, опасаясь за близких, отправил жену Антонину с двумя детьми и её младшую сестру Варвару, приехавшую к ней на побывку, в Перемышль.