Батальон прорыва

Обстановка кабинета следователя не отличалась изысканностью: два старых стола, стулья, табурет, потертый кожаный диван, вешалка-стойка, шкаф с бумагами. Сам следователь, бледнолицый младший лейтенант лет двадцати пяти от роду, встретил Скоморохова не очень дружелюбно. Холодный взгляд, плотно сжатые губы, нахмуренные кустистые брови говорили о том, что сотрудник «Смерша» не испытывает особых симпатий в отношении подследственного. Младший лейтенант указал Андрею на табурет рядом со столом:

– Садитесь.

Скоморохов сел, табурет тихо скрипнул. Следователь бросил пристальный взгляд на Андрея, повернулся к соседнему столу, за которым сидел молодой худощавый стенографист с погонами сержанта.

– Готов?

Сержант кивнул головой:

– Так точно.

Однако начинать допрос младший лейтенант не торопился. Перебрал на столе бумаги, отхлебнул из стакана чай, закурил папиросу и лишь потом обратился к Андрею:

– Та-ак, Скоморохов Андрей Борисович, об ответственности за дачу ложных показаний вы предупреждены, а посему начнем допрос. При каких обстоятельствах вы попали в окружение, а затем в плен противника?

Вопросы посыпались один за другим: Где? Когда? Куда? Почему? Сколько? Андрей старался отвечать четко, не сбиваясь. Боялся, что любая заминка может вызвать подозрение у следователя отдела контрразведки «Смерш». За спиной Схоморохова скрипнула дверь. Следователь и стенографист встали, но хрипловатый голос усадил их на место.

– Продолжайте.

Отчего-то голос показался Скоморохову знакомым. Он хотел повернуться, но строгий взгляд младшего лейтенанта его остановил. Вопросы не кончились, утомительный допрос продолжался. От длительного сидения у Андрея затекла шея, заломило спину, но наконец младший лейтенант спросил:

– Когда и при каких обстоятельствах вы перешли линию фронта на сторону войск Красной армии?

Скоморохов ответил. С последним вопросом напряжение спало. Андрею показалось, что он скинул с себя тяжкую ношу. Следователь подошел к стенографисту взял у него протокол допроса, протянул Андрею.

– Пиши. С моих слов записано правильно и мною прочитано. Рядом поставь подпись.

Андрей исполнил требование следователя, отдал бумагу, запоздало с сожалением подумал, что даже не прочитал её содержания. Он надеялся, что на этом допрос окончен и уже собирался уходить, когда хрипловатый голос сзади произнес:

– Выйдите, мне надо потолковать с бывшим младшим лейтенантом с глазу на глаз.

Слово «бывшим» больно резануло по сердцу, но последнее время Скоморохов стал привыкать к своему положению спецконтингента. Следователь и стенографист поторопились выполнить приказ. Андрей медленно обернулся. Перед ним стоял старый знакомец по Перемышлю, сотрудник госбезопасности НКВД Шилохвостов. Только теперь он носил погоны старшего лейтенанта и усы. Шилохвостов протянул руку.

– Ну, здравствуй, Скоморохов. Узнал?

Андрей встал, с волнением в голосе выдавил:

– Так точно. Узнал, товарищ лей… товарищ старший лейтенант.

Шилохвостов подошел к столу, сел на место следователя.

– И я тебя вспомнил, когда твое дело мне в руки попало. Садись, потолкуем.

– О чем? Я уже всё сказал. В бумаге написано, что и как. И так уже наизнанку вывернулся, но вижу, мне здесь не очень-то верят. Выходит, я зря все эти муки адовы прошел?

В голосе Скоморохова сквозила неприкрытая обида. Шилохвостов строго посмотрел на Андрея.

– Ты, парень, не дуйся, не одному тебе лиха пришлось хлебнуть. Мне тоже посчастливилось в окружении побывать и спецлагерь пройти, потому еще не капитан. Ты бывший пограничник НКВД, следовательно, должен понимать, какие методы борьбы со шпионами, диверсантами и предателями предусмотрены.

«Снова бывший», – мелькнуло в голове у Андрея. Шилохвостов продолжал:

– А посему каждый, кто побывал на оккупированной территории, окружении или в плену, должен пройти тщательную проверку, невзирая на звания и прежние заслуги. – Шилохвостов вытащил папиросу из пачки следователя, закурил. – Я знаю, что ты не из робкого десятка и проявил себя достойно в первые дни войны, но немцам удавалось вербовать и не таких, как ты. Не у всякого хватает духу вынести лишения, пытки или выбрать между жизнью и совестью. К тому же немало и таких, кто затаил обиду на Советскую власть. А я к тебе в душу не заглядывал и не знаю, что с тобой было после того, как наши пути разошлись в сорок первом. Неведомо мне, Скоморохов, каким ты стал человеком за это время. А потому ты сейчас расскажешь мне искренне и подробно, что произошло с тобой после нашего расставания, а я подумаю, памятуя о своем долге перед тобой, можно ли и нужно ли тебе помочь.

Скоморохов посмотрел на пачку «Беломора».

– Можно папиросу?

– Кури.

Андрей взял папиросу, прикурил. Шилохвостов заметил, что руки у Скоморохова подрагивают, он понимал: сейчас заставляет его снова окунуться в прошлое – в боль, лишения и душевные страдания, но иначе поступить не мог…

Начало июля 1941 года. Украина. Район восточнее Львова