Батальон смерти

Затем командир перешел к Приказу № 1 Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. В нем говорилось, что отныне солдаты и офицеры имеют равные права. И все граждане Свободной России тоже отныне равны. Никакой дисциплины больше не будет. Ненавистные офицеры – это враги народа, больше не нужно им подчиняться и вообще держать их в армии. Армией теперь будут управлять солдаты. Пусть рядовые сами выбирают из своего состава лучших и создают комитеты в ротах, полках, корпусах и армиях.

Нас ошеломил этот поток красивых фраз. Люди от них становились как пьяные. Торжества продолжались, не ослабевая, целых четыре дня: столь неудержимым оказался восторг наших ребят. Германцы поначалу никак не могли взять в толк причину происходившего. Когда же узнали, сразу прекратили стрельбу.

А у нас шли бесконечные митинги, митинги, митинги. Весь полк, казалось, непрерывно, днем и ночью, заседал, слушая нескончаемые речи, в которых почти все время повторялись слова «свобода» и «мир». Люди изголодались по красивым словам и с упоением слушали их.

В первые несколько дней солдаты забросили службу. И хотя эта великая перемена глубоко потрясла меня и я день или два полностью разделяла восхищение и ликование людей, во мне рано проснулось чувство ответственности. Из Манифеста и речей я поняла только одно: от нас требовали еще крепче и упорнее, чем прежде, удерживать линию фронта. Не в этом ли заключался для нас смысл революции? Солдаты тоже будто бы так думали, но не могли вырваться из порочного круга митингов, речей и иллюзий. Все еще ошарашенные событиями, они казались мне лунатиками, выпущенными на волю. Фронт превратился в настоящий сумасшедший дом.

Однажды – это было в первую неделю революции – я приказала солдату заступить в секрет. Он отказался.

– Я не стану выполнять приказов бабы, – проворчал он. – Что хочу, то и делаю. У нас теперь свобода.

Меня это больно задело. Как же так? Ведь неделей раньше этот самый солдат бросился бы за меня в любой огонь. А теперь он насмехается надо мной. Это невероятно! Просто ужасно!

– Ха-ха-ха! – издевался он. – Можешь сама идти.

Раздосадованная, я схватила винтовку и сказала:

– Не смогу, что ли? Да я пойду и покажу, как свободный гражданин должен защищать свою свободу!

Выбравшись из траншеи, я отправилась на пост, где оставалась целых три часа.

В беседах с солдатами я взывала к их чести и доказывала, что революция накладывает на них еще большую ответственность. Они соглашались, что защита Отечества – это самая важная из стоящих перед нами задач. Но разве революция не сделала их свободными и не разрешила им учредить собственный контроль в армии и упразднить дисциплину? Солдаты были полны энтузиазма, но послушание противоречило их представлениям о свободе. Понимая, что мне просто не под силу заставить солдат исполнять свои обязанности, я пошла к ротному командиру и попросила демобилизовать меня из армии и отправить домой.

– Не вижу никакого проку околачиваться здесь и ничего не делать, – сказала я. – Если вы это называете войной, то мне лучше уйти из армии. Я не могу заставить своих солдат выполнять приказ.

– Ты что, с ума сошла, Яшка? – спросил меня командир. – Ведь ты такая же, как они, крестьянка, тебя все любят, и если ты не можешь оставаться в армии, тогда что же делать нам, офицерам? Наш долг – стоять до последнего, пока солдаты не одумаются. Мне тоже трудно, Яшка, – признался он, понизив голос. – Я тоже не могу справиться. Так что, видишь, мы все в одной упряжке и обязаны держаться до конца.

Мне было очень неприятно, но я осталась. Мало-помалу, однако, дела наши выправлялись. Начали действовать солдатские комитеты, но они не вмешивались в чисто военные вопросы. Офицеры с замашками типичных царских чинуш и те, которых солдаты особенно не любили, исчезли с началом революции. Ушел даже полковник Штубендорф, наш командир полка, вероятно, из-за своего немецкого происхождения. Новым командиром стал любимый солдатами офицер Кудрявцев.

Дисциплина постепенно восстанавливалась. Но она уже не была прежней и не держалась на страхе перед наказанием. То была дисциплина, основанная на высоком чувстве ответственности, которое скоро овладело солдатскими массами. Правда, сражений на фронте уже не велось. Более того, начала распространяться губительная волна братаний, которая в дальнейшем разрушила могучую русскую армию. Однако ранней весной 1917 года призывы Временного правительства и Советов еще не находили отклика среди солдат. Они были готовы неукоснительно выполнять любой приказ из Петрограда.