Батя. Легенда спецназа ГРУ

После того подвига, который был совершен в Кабуле спецназовцами ГРУ и КГБ, стало ясно, что все они должны быть награждены высокими государственными наградами. В мае 1980 года мне стало известно, что полковник Колесник удостоен звания Героя Советского Союза. Помню, как в Чирчикской бригаде спецназ в этой связи готовили шикарный поздравительный адрес для Василия Васильевича. Именно тогда я во всех деталях вспомнил, как тремя годами раньше, после похорон капитана С. М. Шапиро, полковник Колесник перед офицерами нашей бригады делился своими сомнениями относительно того, является он смелым человеком или трусом. Да, операция по взятию дворца Амина явилась для Колесника той вершиной, к которой он стремился всю жизнь, к достижению которой готовился во время учебы в суворовском и военном училищах, Военной академии имени М. В. Фрунзе, а также в процессе службы в спецназе. Судьба распорядилась так, чтобы именно он был назначен ответственным от Главного разведывательного управления Генерального штаба ВС СССР за проведение этой операции, а потом возглавил всю объединенную войсковую группу ГРУ ГШ, КГБ и ВДВ. Как я уже говорил выше, и еще раз хочу повторить, что немного нашлось бы достойных командиров, которые смогли бы успешно справиться с этой сложнейшей задачей. А Василий Васильевич смог и тем самым оправдал то доверие, которое ему было оказано командованием.

После бурных событий конца 1979 года военная служба развела нас с В. В. Колесником почти на шесть лет. Встретились мы, когда я уже заканчивал военную академию. Вплоть до его увольнения из Вооруженных Сил мы виделись с ним периодически, но не очень часто. Однако Василий Васильевич не переставал удивлять меня и многих моих сослуживцев. Например, в 1990 году он без всякого предупреждения зашел в наш рабочий кабинет, чтобы поздравить меня с днем рождения. Не только мои начальники и коллеги, готовившие в этот момент торт и чай для того, чтобы отметить день рождения, но даже я были откровенно удивлены появлением в наших пенатах генерала, Героя Советского Союза. А он подошел ко мне, по-отечески расцеловал, подарил на память кинжал с узбекским орнаментом и удалился из кабинета так же неожиданно, как и появился в нем, оставив всех присутствовавших в определенном замешательстве. О днях рождения своих сослуживцев и знаменательных датах в их жизни он никогда не забывал.

Когда в 1992 году В. В. Колесник уволился из армии и стал работать председателем Московского отделения благотворительного фонда «Гарантия», у него появилось значительно больше свободного времени, а следовательно, расширились возможности для общения со своими сослуживцами. В этой связи я встречался с ним уже намного чаще, чем раньше. Василий Васильевич никогда не был краснобаем, после того, как он ушел на пенсию, он стал более разговорчивым, и многое из того, что, как говорится, «было в те далекие времена», он рассказал именно тогда, когда уже был на пенсии и отошел от дел. Поэтому я стал использовать любую возможность, чтобы поговорить с Василием Васильевичем и расспросить о том или ином событии, в котором он принимал участие или доподлинно знал детали. Я прекрасно понимал, что рассказать он может очень многое, в том числе и о себе. Все, что он знал, весьма интересно для многих, но, как правило, известно лишь ограниченному числу людей. О многом из того, что В. В. Колесник с разной степенью детализации поведал мне, до сих пор говорить нельзя. В те минуты, когда мы обсуждали что-либо запретное, я часто ловил себя на мысли, что Василию Васильевичу судьбой было определено стать свидетелем множества важных и интересных событий, о чем, видимо, еще напишут, но будет это не скоро.

Когда, например, об афганских событиях начали писать все, кому не лень, я, хоть изредка, но все-таки предлагал Василию Васильевичу «положить на бумагу» то, что он знает. Однако он всегда отказывался. При этом говорил, что уже написал, что хотел, намекая на те несколько статей, которые были написаны им о взятии 154 отрядом спецназа ГРУ дворца Амина. Объясняя свою позицию, Василий Васильевич заявил, что, если писать, то придется касаться и своей роли в этих событиях, а писать о себе он считал не этичным. «Пусть другие напишут, — заключил он. — Это будет, думаю, более интересно и объективно».

Сейчас уже точно не помню, в этот ли раз, или во время другой нашей с Василием Васильевичем беседы, он, глубоко задумавшись, сказал, что ни тогда, в 1979 году, ни сейчас не верил в особую необходимость для СССР ввода наших войск в Афганистан. Он достаточно долго обосновывал свою позицию по этому вопросу. При этом суть его рассуждений сводилась к тому, что ввод войск изначально был ошибкой, но мы люди военные и обязаны выполнять приказы, хотя порой и не согласны с решением командования.