Остановившись у стеллажа, она достала записку — порядком помятая и размокшая от потных из-за нервов ладоней бумажка потеряла свою прочность, потому напоминала больше носовую тканевую салфетку. Марго бережно развернула её, сверилась со сроком годности в столбце с кодовым словом «СЩНК» и посмотрела вверх. Необходимое к поиску: двадцать шестая партия седьмой месяц двадцать девятое число четвёртого года, то есть двух тысяч четвёртого года. Годность до двух тысяч пятого с сохранением предыдущих номеров.
«Угу», — Марго сунула бумажку обратно, качнула головой вправо-влево и, убедившись в отсутствии надзора, полезла перебирать сгущёнку. Дело оказалось посложнее: первые ряды едва ли походили по значениям, как и вторые, третьи… Марго залезала всё дальше и дальше, постепенно теряя азарт и падая в сомнение: что если вообще увиденное тогда на складе было как раз заказано сейчас, чтобы приготовить чего для детей и раздать? А тот увиденный Сергеем сухокожий и тощий щегол всего лишь ухаживал за директрисой? Пускай Лариса Иннокентьевна грымзой была, но как там в слащавых «ненаших» мультиках? Всех любовь изменит? «Может, и подобрела бы», — рассудила Марго, хмыкнула и сосредоточилась.
«Нет».
Ведь как тогда объяснить тот кусочек похожей ленты-бирки с банки, какую Марго умыкнула на прошлой неделе?
…
А никак. Адрес, пускай и повредившийся, сохранил точную копию тех бирок, какие были на целых банках со склада.
То-то же!
Тогда она подумала над другим — что, если сгущёнку не расставили, маленький срок же. Вышло тоже резонно. Марго сунула руку в самый — насколько дотягивалась — дальний конец, нащупала очередную банку и замерла: пальцы ощутили липкость. Сначала Снегирёва предположила, что банка повредилась, но с трудом достав её с самого зада, разглядела, что банка была цела, а вот руки утонули в остатке клея на обёртке — как раз там, где должна была пролегать алая бумажка принадлежности к батору.
Снегирёва застыла, ощущая поднятый в груди трепет, ме-е-едленно повертела банку в поисках даты и увидела её на донышке выбитой: двадцать шестая партия седьмой месяц двадцать девятое число четвёртого года, годна до двух тысяч пятого.
В точности такая, какая была написана на клочке бумажки в кармане! Марго заставила себя выдохнуть, после скривилась — жаль, а теория насчёт хахаля директрисы была здоровской!
«Ну и пусть», — хмыкнув, она отставила банку обратно и уже потянулась к списку, как её схватили и дёрнули в сторону. Марго не успела и пискнуть, лишь уставилась во все глаза на женщину в грязно-жёлтой манишке.
— Вот ты и попалась, ворюга малолетняя!
Марго попыталась дёрнуться, но толстая ладонь слишком крепко держала детскую. Холод сковал грудь, оттого она не смогла сказать и слова, только продолжала смотреть на женщину. Продавщица, чьи редкие волосы держались на макушке благодаря пышной грязной резинке, осклабилась. Марго поплохело сильнее от вида грязно-жёлтых, словно в тон манишке, зубов, какие бывали у людей, постоянно курящих. Но воспитанница вспомнила другое: сказки и мультфильмы распавшегося государства о людоедах и тварях, жравших людей.
— Михалыч, я поймала её! Чаво-сь делать будем? — Продавщица потащила её ближе к кассам.
Марго взвыла, упёрлась и попыталась вырваться. Женщина была сильнее и наоборот дёргала её на себя так, что вскоре сильно заныло плечо.
— Кого “её”? — раздалось впереди.
— Да шпановку!
— Ту самую? — Шаги приближались.
— Ага! — Продавщица так и засмеялась — довольно и мерзко.
Марго попыталась её ударить по ногам, но промахнулась, а после её выкинули вперёд. Тяжёлая рука легла на нывшее плечо и сжала его. Девчонка, поморщившись, увидела возвысившегося над ней охранника — такой же широкий в области талии, он склонился над Марго и осмотрел её, как и привлечённые ситуацией мирные покупатели, ожидавшие очереди на кассу. Марго видела их, подмечала, как многие, сталкиваясь с её взглядом, отводили свой и спешили ретироваться за стеллажи, отвернуться или вовсе покинуть магазин. Снегирёва вдохнула, нахмурилась и уставилась на охранника — никто ей не поможет, баторцы всегда за себя сами.
— Ничего я не крала, — выдохнула она, тщетно стараясь не дрожать — как голосом, так и всем телом. Было жутко страшно и холодно.
— Врёшь! — тут же взревела продавщица и тряхнула её за плечо, на что Марго зашипела — больно!
— Не вру! — вскрикнула она в ответ, дёрнула руками и попыталась вырваться.
— Узбакойся, — с отчётливым диалектом рявкнул охранник.
Марго притихла, как и продавщица. Исподлобья она глянула на охранника, не понимая, к кому он точно обращался — к ней или к своей «напарнице». В опустившейся на магазин тишине послышались возмущения стоявших в очереди покупателей. Они требовали открыть вторую кассу, и Марго поддалась заискрившейся надежде — быть может, с ней не захотят возиться и отпустят?
«Ну, пожалуйста…»
Видимо, жизнь ответила коротко: «не пожалуйста», раз прозвучало следующее: