Батумский связной

– Я не путешествую, я сестру ищу, – сухо ответил Борис. – Видите ли, так получилось, что летом семнадцатого Варя, сестра моя младшая, гостила у тетки в имении Горенки Орловской губернии. Она болела зимой сильно, вот тетка и увезла ее на лето на воздухе пожить. А осенью сами знаете, что случилось, от них никаких вестей, я сам застрял в Петрограде – мать слегла, никак ее не мог оставить. Прошлым летом мать похоронил и решил сестру искать, у нас с ней больше никого нет. Как добирался – страшно вспомнить. По дороге тифом болел, еле выжил. Под Орлом чуть красные не мобилизовали. Приезжаю в Горенки – а там ни Вари, ни тетки Аглаи, ни самого дома уж нет. Егерь знакомый рассказал, что усадьбу летом восемнадцатого сожгли, но тетка с Варей еще раньше на юг решили подаваться. Решил и я – на юг. По дороге махновцы три раза поезд грабили, в степи спасался. Так ползком и фронт перешел. В Николаеве встретил жучка одного – клянется, что видел Варвару. Якобы тетка Аглая Тихоновна от сыпняка померла, а Варю взяло к себе семейство одно, Романовские… Вроде бы они в Ялту собирались. Обыскал я все гостиницы в Ялте – безрезультатно… Теперь вот сюда приехал… Ох, простите, отвлекся я. Так вот, остановился я третьего дня в этой, с позволения сказать, гостинице, а вчера привязался ко мне этот господин. Представился Георгием Махарадзе, но по его речи я сомневаюсь, что он грузин. И стал он меня всячески уговаривать сесть с ним в карты… Я вообще не играю, а в нынешнее время совершенно уже не до карт, но отвязаться от него не было никакой возможности. Пришлось играть… После лакей гостиничный – тот самый Просвирин, что позже привел штабс-капитана с его разбойниками, – принес нам вина. Махарадзе заказал. И выпили-то совсем немного, а только я больше ровным счетом ничего не помню…

– Так-так, – Аркадий Петрович сочувственно покачал головой, – трудненько вам будет убедить непредвзятых людей в истинности такой истории… Единственно, что могло бы спасти вас и оправдать в глазах властей, – это поимка настоящего убийцы. Однако боюсь, что не так это будет просто. Честно скажу, что нет у нас в этом деле никакой зацепки.

Саенко постучал деликатно и внес большой кипящий самовар. Аркадий Петрович налил себе и Борису крепкого чаю.

– Чрезвычайно удачно было бы, – продолжал он, накалывая сахар маленькими кусочками, – если бы самому вам удалось содействовать в поимке виновника, но для этого вы должны быть на свободе, с развязанными руками. Как этого добиться – ума не приложу. Хотя у меня и есть некоторое влияние в контрразведке, однако же не так оно велико, чтобы под одно мое слово отпустили человека, против которого свидетельствуют такие весомые улики.

Борис открыл было рот, чтобы спросить, какой же все-таки пост занимает подполковник Горецкий в контрразведке, но передумал. Он чувствовал в словах Горецкого какую-то подоплеку и двойственность. Несомненно же, что еще там, в контрразведке, подполковник Горецкий, увидев Бориса, уже принял решение ему помочь таким нетрадиционным способом, то есть он дал ему незаметно денег для побега. Для чего же теперь он затеял весь разговор? К чему он, собственно, клонит?

Аркадий Петрович задумался на некоторое время. Опять Борис поразился перемене, происшедшей с его лицом: черты потеряли мягкость и приобрели чеканность профилей на старых римских монетах.

– Позвольте полюбопытствовать, – неожиданно спросил Борис, – а почему вы в такой, простите, дыре живете? Ведь вам, Аркадий Петрович, по должности-то вполне приличная квартира полагается, в центре города.

– А мне, голубчик Борис Андреевич, здесь удобнее, чтобы не на виду. Мало ли какой гость зайдет…

Голос был профессорский, а вид – совсем другой, и от этого обычные слова приобретали иной смысл.

– Итак, слушайте и не перебивайте. Здесь, в Феодосии, несчетное число контрабандистов, которые за плату отвезут человека хоть к черту в пекло, а уж в Батум – и говорить нечего: там сейчас для них просто рай. Я дам вам еще денег, только теперь уже не «колоколов», контрабандисты их не возьмут, им теперь турецкие лиры подавай. И с документами что-нибудь придумаем.

Аркадий Петрович вытащил из портмоне несколько хрустящих купюр и протянул их Борису. От такого оборота дела Борис несколько растерялся и спросил:

– Но почему в Батум? Что мне там делать?

– Первое дело, дорогой мой, – там вы будете свободны.

– Но зачем мне свобода в Батуме? Мне нужна свобода передвижения здесь, в Крыму, мне нужно найти хоть какой-то след Вари… или получить твердую уверенность, что искать более незачем, – закончил Борис дрогнувшим голосом.