Батумский связной

Борис жевал пирог, поглядывая по сторонам. Базар прошли, начались грязные узкие улочки, поднимающиеся постепенно вверх, к центру. Борис скосил глаза назад. Солдат закинул винтовку за плечо и вытирал разгоряченный лоб.

– Ты вот что, дядя, – повернулся Борис к конвойному, – ты отведи меня тут, в сторонку куда-нибудь. Приспичило мне, а на улице-то ведь не будешь…

– Знамо дело, – откликнулся солдат, – на улице несподручно…

Они зашли в небольшой тупичок, отгороженный с двух сторон высоким забором. Борис вынул деньги и протянул их солдату. Тот выпучил глаза и взял с сомнением, а Борис уже, не тратя времени даром, рванул с его плеча винтовку.

– Ты погоди, погоди, – забормотал солдат, – ты дай мне по носу. Слабый у меня нос, чуть что – сразу кровища хлещет…

Борис, не примериваясь, двинул солдата кулаком по носу. Кровь и верно хлынула сразу. Солдат упал на колени, выпустив винтовку. Борис перебросил винтовку через высокий забор и услышал, убегая, как она шлепнулась на каменные плиты двора.

Он выскочил из тупичка на узкую улочку, в конце ее показались два юнкера. Борис замедлил было шаг, но в это время солдат показался из тупичка, весь в крови, и, заметив юнкеров, заверещал тонко, по-бабьи:

– Уби-или! Держи вора!

– Стой! – закричал юнкер, и вслед Борису рассыпались револьверные выстрелы.

«Принесла же их нелегкая! – думал Борис на бегу. – Ох, возьмут меня мальчишки эти…»

– Заходи с той стороны! – донеслось сзади. – В обход его возьмем!

Борис свернул в первый попавшийся проход, пробежал, топая и поднимая пыль, затем нырнул в открытую калитку чьего-то двора, пролез с трудом под веревками, завешанными свежевыстиранными простынями, рубашками и исподним, с размаху заскочил на забор и спрыгнул вниз, на другую улицу, столкнувшись нос к носу с мальчишкой-юнкером. Тот с испугу выстрелил, и пуля обожгла Борису руку возле плеча. Борис взглянул в румяное, почти девичье, лицо, в глаза, наполненные ужасом и восторгом, и с размаху ударил крепким английским ботинком юнкера под дых. Тот икнул странно и осел в пыль.

– Будешь знать, паршивец, как в людей стрелять, – пробормотал Борис и побежал прочь не оглядываясь.

Он долго блуждал по лабиринтам переулков, никто его не преследовал. Борис старался забирать выше, к центру. Солнце садилось в море, дома отбрасывали длинные кривые тени, жар спадал понемногу. Руку возле плеча жгло, и Борис чувствовал, как под рукавом тужурки течет кровь и впитывается в рубашку.

«Чертов юнкеришка, мало ему досталось!» – злобно думал Борис.

Он достал из кармана записку Аркадия Петровича и остатки денег. В записке было несколько слов: «Карантинная слободка, пятый дом от солеварни, Марфа Ипатьевна». Под руку попала и та карточка, что подобрал Борис под кроватью в номере гостиницы. Теперь в косых лучах солнца Борис прочел: «Батум. Мариинская улица. Кофейня Сандаракиса». И на обороте карандашом было нацарапано имя – «Исмаил-бей».

Борис засунул карточку подальше в карман, потому что сейчас некогда было о ней думать. Пройдя еще немного, он отважился спросить дорогу у торговки, которая сидела в своем доме и торговала прямо из окна всякой всячиной. Торговка предложила ему ведро помидоров, но Борис предпочел за ту же цену две самодельные папиросы.

– А ты иди по Итальянской, – зачастила баба, – все прямо и прямо, а потом вверх и влево забирай. Там увидишь на холме водокачку. Это и будет Карантинная слободка, мимо не пройдешь, не сомневайся!

– А где Итальянская-то? – не подумав, ляпнул было Борис, но встретил полный изумления взгляд торговки и прикусил язык.