Батыева погибель

Сначала я не догадывался, с чего это вдруг спорщики пошли на такую откровенность, грозящую им обоим серьезными неприятностями. А если есть что непонятное, пусть и подыгрывающее твоим сиюминутным планам, то в этом надо тщательно разобраться, потому что сейчас оно подыгрывает, а пять минут спустя все будет наоборот. Почти сразу же стало понятно, что в этом деле активно замешана магия, причем главную роль играло вовсе не заклинание, наложенное Птицей на волшебную воду – для такого эффекта оно было слишком слабым и имело совсем другой спектр – а то, которое, будучи разлито в воздухе, сейчас в запале спора развязывало языки волынскому и черниговскому князьям. И накладывали это заклинание не Колдун, не Птица, не Анастасия и даже не Лилия, не говоря уже о Кобре. После ее заклинаний обычно пожарных вызывают, а не разгадывают ребусы. Неожиданно перед моими глазами возник образ смешливой девочки-подростка с красной кожей, маленькими рожками и забавной рожицей. Няша Тел – кто же еще мог так «пошутить»… Еще раз внимательно оглядев залу, в дальнем темном углу обнаруживаю невысокую худенькую фигуру в монашеской рясе до пола. В принципе, таким образом можно было бы спрятать настоящего черта с копытами на ногах и свиным пятачком вместо носа, а не только маленькую деммку, которая впридачу пахнет не серой, а ароматом свежих фиалок.

Я жестом подозвал к себе Профессора и тихим голосом приказал:

– Бери Матильду и что хочешь делай, но убери отсюда Тел, в смысле совсем убери из этого мира. Если ее обнаружат, то начнутся такие пляски, что никому мало не покажется. Тапки здесь, а голова потерялась.

Профессор наклонил голову, щелкнул каблуками, как в фильмах «про белогвардейцев», тихо сказал: «Есть, товарищ капитан» – и, взяв Матильду за руку, направился в тот самый темный угол. И когда я посмотрел туда в следующий раз, там уже никого не было. Профессор, если захочет, может быть весьма убедительным.

Тем временем растрепанные, будто бойцовые петухи, спорщики поливали друг друга отборными ругательствами и размахивали перед публикой грязным бельем оппонента. И, несмотря на отсутствие Тел, этот спектакль и не думал кончаться; похоже, что чем больше старые противники высказывали друг другу мелкие накипевшие обиды, тем больше им это нравилось. И только воздействие магической воды, заряженной лошадиной долей гуманизма и человеколюбия, не позволяло господам князьям схватиться за висящие на поясе кинжалы и перейти к банальной поножовщине.

– Сергей Сергеевич, – с усмешкой, но также тихо спросил меня Ярослав Всеволодович, указывая на разыгравшуюся посреди зала сцену, – скажи, эта ссора Даниила Галицкого и Михаила черниговского имеет обычные причины или тут поработала ваша любимая магия? Как-то неприятно смотреть на то, как два уважаемых своими людьми князя вцепятся друг другу во власы, будто скандальные бабы на городском торжище.

– Да нет, – почти неслышно признался я, – тут поработала магия. Одна из наших девочек из озорства решила наложить на всех присутствующих заклинание, которое просто делает их такими, какие они есть на самом деле, лишая людей возможности лгать и притворяться. Результат налицо.

– Воистину, – кивнул князь, – результат налицо. Только лиц я там, Сергей Сергеевич, собственно, и не вижу, есть две отвратительные хари. Кстати, как я догадываюсь, у той девочки, о которой ты только что говорил, красная кожа, маленькие рожки и длинный хвост, как у молодой телочки?

– Да, – ответил я, – воистину так, Ярослав Всеволодович. А как ты догадался?

Киевский князь кивнул в сторону старшего сына и с усмешкой произнес:

– Александр мне рассказывал, что тем существам, которых вы называете деммками, разные дурацкие шутки дороже собственной жизни. Иногда мне кажется, что наши скоморохи отчасти приходятся им родней, потому что иногда их зубоскальство тоже можно остановить только ударом меча.

– Я тоже так думаю, – кивнул я, – впрочем, деммки куда вменяемее ваших скоморохов, и я уверен, что моим отрокам никого бить не пришлось бы, тем более мечом. Кстати, смотрите, вон несут главное украшение сегодняшнего дня – и сейчас начнется вторая часть марлезонского балета.

Ярослав Всеволодович явно сперва хотел было спросить меня о том, что такое марлезонский балет, но потом промолчал. И так понятно, потому что украшением стола была замороженная тушки хана Батыя, которую тащили две дюжие бойцовые лилитки. Еще одна лилитка, двигающаяся следом, несла на плече кол и крестовину для его установки. Зрелище было таким же завлекательным, как и при вносе «черного ящика» на передаче «Что, Где, Когда». Почему-то у меня возникла именно такая ассоциация, не хватало только музыки. Батый действительно был «черным ящиком», из которого неизвестно еще было что вылезет. Очевидно, что это зрелище привлекло не только мое внимание, потому что даже Даниил Галицкий и Михаил Черниговский, выплескивающие друг на друга черные волны ненависти, приостановили пока свое занятие и воззрились на искаженную в застывшей яростной гримасе рожу Батыя.