Услышав эту тираду, я застыл, как говорится, в порядке обалдения. Во-первых – ничего подобного я делать не собирался, а во-вторых – Птица в своем рапорте, касающемся Нарчат, не сообщала о том, что девушка сексуально озабочена. Предупреждать же надо о таких поползновениях. С другой стороны, она докладывала, что девушка избалована и неуравновешенна, и новый бзик мог стукнуть ей в голову совсем недавно. Изнасиловать пленницу, особенно инородку, здесь просто, как два пальца об асфальт, и, наверное, чем больше Птица и Кобра убеждали Нарчат в том, что у нас так не принято, тем больше она, бедолага, подсознательно ожидала именно такого исхода своей судьбы. И чего я приперся сюда, старый дурак, захотел сам принять участие в судьбе бедной девушки? А у девушки скуластая, почти монгольская, мордаха и чрезвычайно развитая попа шире плеч, а также вредный и капризный характер.
А у меня, между прочим, есть жена, на которую я не могу надышаться, ангел в душе и краса неописуемая, даже на шестом месяце беременности… Да-с, и это факт. Как факт и то, что келья Нарчат обставлена с суровым минимализмом. Стопка матрасов, являющаяся ложем, и низкий столик, с которого можно вкушать пищу, только усевшись перед ним по-восточному. И больше ничего, если не считать загородки перед дыркой в полу, из которой не воняет только потому, что этому препятствует специальное заклинание.
– Значит, так, Нарчат, – сделав страшное лицо, сказал я, – у меня есть желание поиметь тебя прямо в мозг. Для этого ты должна сесть на свою постель, ноги держать плотно сдвинутыми, рот закрытым, а глаза и уши, наоборот, широко открытыми. Поняла?
Удивление мокшанки было написано на ее скуластом лице широкими мазками. Она даже приоткрыла рот, пытаясь понять то, что я ей сказал. Да, и так плохо, и иначе тоже. Очевидно, что высокое искусство ездить девушкам по ушам еще не изобретено, и Нарчат просто не поняла моего юмора.
– Садись на матрас и слушай, – как можно спокойнее сказал я, – мне надо с тобой просто поговорить, а твои женские достоинства меня не интересуют.
– Неужели я так тебе так противна, – обиделась Нарчат, – что ты хочешь со мной только разговаривать? А мне говорили, что я очень хорошо собой, неужели это была наглая ложь? Ведь это так естественно, когда мужчина-победитель требует от побежденной пленницы лечь с ним на ложе, чтобы взять то, что принадлежит ему по праву? И причем тут мозг, Серегин, разве все три души человека живут не в его сердце? Ведь когда мы волнуемся или переживаем о чем-то, то именно сердце либо замирает в томительной паузе, либо начинает биться часто-часто, будто птица, желающая вырваться из клетки. И разве не прекращение биения сердца говорят нам о том, что этот человек умер и больше никогда не воскреснет?
Примечание авторов:
*