Батыева Русь

Хотя нужно сказать, что те же алтари и кресты во многих церквях вплоть до середины девятнадцатого века так и не появились.

На этот раз Тодорокису пришлось голову поломать. В этом большом селе верующие

сподобились каменную церковь поставить. Узрел он на лицевых сторонах врат, ведущих в церковь и на наличниках знаки ведические непотребные. Написаны там были резью глубокой слова, крамольные для глаз грека: «Род», «Макошь», «Перун», «Сварог», «Тарх и Тара».

– Лазарь, и эту ересь сбить немедля!

Из храма на глазах растущей деревенской толпы вышли двое молодых парней, неся подмышками по два деревянных идола. Обходя угрюмую толпу, они направились к костру, который распалили дружинники рядом с домом старшины. Заржали дружинники, когда возгорелись ярким огнём потрескавшиеся от времени и пересохшие идолы, когда искры от них взметнулись ввысь. Несколько стариков и старух в толпе начали неистово плеваться в сторону веселящихся у костра дружинников. Многие женщины в толпе в слёзы пустились, видя надругательство над их святынями. Да, на глазах толпы вершилось святотатство. Пришлый монах-иноземец хозяйничал в их деревне, как у себя дома, а дружинники княжеские не кинулись на защиту святынь, не остановили эту вакханалию, а в смехе бездумном рассыпались.

Ещё трое мужиков из храма вышли. У двоих из них в сермяжных мешках глухо постукивали каменья, что жертвенник ограждали. А третий, ещё совсем молодой огромный детина, засунув под рубаху небольшой (женский) идол Тары-богоматери, попытался бочком, бочком скрыться за угол здания. Тодорокис со служкой в это времябыл внутри храма и не видел этого. Но и без них было кому присматривать за работными людьми. От костра тотчас вдогонку за Вакулем вприпрыжку побежал один из дружинников.

– Эй, босота сермяжная, ты кудай-то намылился? А ну, стой, говорю!

Невзор, а это был тот самый «бдительный» дружинник, на ходу вытащил плётку

из-за пояса и бегом догнал Вакулю.

– Давай, к костру заворачивай! Ишь чего удумал.

Он ткнул кнутовищем в деревянного божка, которого парень нехотя вытащил из-за пазухи.

– В костёр эту деревяшку трухлявую, в костёр!

Вакуль был местным кузнецом, ростом без малого в добрую сажень. Сверху вниз посмотрел он на тщедушного дружинника. Вот уже третий год подряд Вакуль и его жёнушка Марфа денно и нощно молились Таре-богоматери, чтобы дала она им сына или дочку, а никак у них с первенцем не получалось. И вот теперь последнюю надежду да в костёр? Как-то сам собой сложился кукиш и тут же он оказался у носа оторопевшего дружинника.

– На-кося, выкуси!

После чего, уже не обращая внимания на служивого, кузнец зашагал в сторону окраины села, где стоял его дом. Некоторые из дружинников, что краем глаза следили за перепалкой между их товарищем и деревенским кузнецом повскакали с мест, и их хохот достиг ушей Невзора. И тот, обуянный злостью от непослушания какого-то лапотника, снова догнал кузнеца и крепко перетянул того плетью. Русский человек, известное дело, терпелив донельзя. Многое он может стерпеть и не единожды, но когда

край-беда наступает, когда невмочь уже терпеть, страшен он в гневе своём праведном

становится. Повернулся он лицом к дружиннику, положил бережно божка на землю.

Глянул Невзор в глаза кузнецу, а там и глаз-то нету, словно бельмы белые вместо глаз.

– Ты чего, ты чего орясина этакая, удумал?

Не дал ему договорить Вакуль, сграбастал его за грудки, как пушинку над головой вознёс, крутанул раз-другой да о землю хрясь! Тут уж не до шуток дружинникам стало. Разделились они и кинулись на деревенских, размахивая плетьми. Половина их к толпе кинулась, чтобы не дать ей к дерущимся прорваться. Другая половина, вытащив сабли из ножен, кинулась в сторону кузнеца. А тот, не будь дураком, подхватил плётку, что выронил из рук стонущий Невзор да и давай отмахиваться от нападавших. Ещё пацаном Вакуль пас общинное стадо коров. Правда, там он с длинным кнутом обращался. Но и плётка в сильной, уверенной руке оказалась тем ещё оружием. Уже

двое дружинников от могучих ударов как снопы на землю повалились, уже и саблю,

кем-то из них оброненную, Вакуль с земли подобрал. Да один против восьмерых разве долго выдюжит? Озверевшие от злости дружинники стали теперь не в разнобой нападать, а скопом. Уже не раз и не два чиркнули их сабли по ногам и рукам смельчака.

Уже подломилось могучее тело кузнеца, рухнуло на землю, а Невзор, расталкивая всех,

руку с саблей вознёс над ним, чтобы зарубить его. И тут услышали дружинники визг

баб, грай мужских голосов. Это толпа деревенских, разметав заслон из дружинников, с

ором великим бежала на выручку своему односельчанину. Куда там двадцати против трёхсот, если не больше, рассвирепевших мужиков устоять! Тем более, что в руках у многих из них косы, цепы и вилы появились, чем не оружие?