Батый. Хан, который не был ханом

Помимо формального старшинства в семейной иерархаии, Бату обладал и огромной харизматической властью: именно он, как старший в роду, стал носителем «Suu jali» —той самой родовой харизмы Золотого рода, которая являлась божественным основанием для сохранения трона за потомками Чингис-хана [см.: Скрынникова 1997, с. 118; Романив 2002, с. 87]. «Suu jali» являлась важной составляющей власти и авторитета Бату в Монгольской империи только в глазах монголов, исповедовавших культ Неба («Тэнгри»). Бату, прекрасно осознавая это, в течение всей жизни оставался приверженцем этой религии, а к другим относился с безразличием. По отзыву Джувейни, «он был царем, не склоняющимся ни к какой вере или религии: он признавал только веру в Бога и не был слепо предан какой-либо секте или учению» [Juvaini 1997, р. 267]. Большинство других авторов, сообщая о покровительстве Бату мусульманам или, напротив, христианам, ничего не говорят о его собственном вероисповедании, хотя и приводят подобные сведения о многих его родственниках (Сартаке, Берке и др.).

О вероисповедании Бату пишут только два персидских историка, причем их сведения являются взаимоисключающими. Так, Джузджани заявляет, что «некоторые заслуживающие доверия люди рассказывали следующее: Бату втайне сделался мусульманином, но не обнаруживал этого и оказывал последователям ислама полное доверие» [СМИЗО 1941, с. 15]. Любопытно, что более поздние европейские источники также содержат сведения о том, что Бату принял ислам: «Этот Батый сперва был язычником, но впоследствии, вместе со всеми татарами, принял магометову веру, которой они придерживаются и по сей день» [Меховский 1936, с. 64]. Поддержал эту версию и русский автор Андрей Лызлов XVII в., написавший со ссылкой на итальянского автора второй половины XVI в. Алессандро Гваньини, что «Земи-хен [Саин-хан. — Р. П. ]... первый из того народа проклятого Махомета учение прият и распространи» [Лызлов 1990, с. 21]. Между тем А. И. Лызлову следовало воспользоваться отечественными источниками и убедиться, что в них не говорится ничего подобного. Персидский автор Вассаф, современник Рашид ад-Дина, сообщает, что Бату «был веры христианской, а христианство это противно здравому смыслу, но (у него) не было наклонности и расположения к одному из религиозных вероисповеданий и учений, и был чужд нетерпимости и хвастовства» [СМИЗО 1941, с.184]. Впрочем, еще В. В. Бартольд сделал вывод, что в сочинении Вассафа смешались образы Бату и его сына Сартака [Бартольд 2002а, с. 499].

§ 26. Батый - законодатель

Я — знак Справедливости, правды закон...

Юсуф Баласагуни. Кудатгу билик

Фактически при Бату начала складываться система права Улуса Джучи, существенно отличавшаяся от правовой системы Монгольской державы.

Новый статус Бату в империи давал ему дополнительные возможности в законодательной сфере, в частности — право издания ярлыков, которым обладали до сих пор только великие ханы. Ни сам Бату прежде, ни его ближайшие преемники подобного права не имели. И вот теперь, после воцарения Мунке, «султанам Рума, Сирии и других стран он жаловал льготные грамоты и ярлыки, и всякий, кто являлся к нему, не возвращался без достижения своей цели» [СМИЗО 1941, с. 15]. Помимо ярлыков — жалованных грамот, Бату также издавал ярлыки, представлявшие собой решения по судебным делам: «начали являться к нему цари и царевичи, князья и купцы — все огорченные тем, что были лишены вотчин своих. И Батый судил по справедливости и возвращал каждому, кто просил, его области и владения, и снабжал специальными грамотами, и никто не смел противиться приказам его» [Киракос 1976, с. 218]. Таким образом, и в судебной сфере над «царями, царевичами и князьями» он приобрел права, фактически равные хаганским: прежде Бату обладал правом суда только над своими виновниками и нойонами, а чтобы разрешить спор тех или иных вассальных государей, ему приходилось отправлять их в Каракорум.

Точно так же он выдавал ярлыки и купцам, покровительствуя коммерции: в этом он следовал традиции своих деда Чингис-хана и дяди Угедэя. Продолжая их торговую логику, Бату нередко выдавал купцам ярлыки и пайцзы, фактически уравнивая их в статусе с государственными чиновниками и посланцами: торговцы получали право на бесплатную смену лошадей и провиант на ямских станциях, освобождались от уплаты тамги и ряда других сборов. Только впоследствии великий хан Мунке, ставивший государственные интересы выше личного обогащения, «это отменил: поскольку торговцы ездят для приобретения денег, какой смысл давать ездить им на почтовых лошадях. И приказал, чтобы они ездили на собственных животных» [Рашид ад-Дин 1960, с. 141].