Баудолино

Одна стрела, свистя, слетела прямо на горло Ардзруни. Тот рухнул с передавленным хрипом, из губ его хлынула кровь. Хватаясь руками за шею, пытаясь вытянуть стрелу, он вдруг увидел, что руки покрыты белыми пятнами. Баудолино с Поэтом склонились и прошептали ему, что так же точно меняется цветом лицо. – Видишь, прав был Соломон, – нашептывал Поэт, – существовало средство! Наверное, стрелы гуннов смазаны средством, которое для тебя лекарственно! Ты избавился от действия черного камня! – Что мне за дело, черному или белому помирать, – прорычал Ардзруни и умер, так до конца не перелиняв. Но новые стрелы прибывали все чаще и чаще, с холма надо было уходить. Они поскакали в город, Поэт был будто камень и повторял: – Все кончено, я проспорил свое царство. Нельзя рассчитывать, что паноции продержатся. У нас ровно столько времени, сколько нам даст огонь. Соберем вещи, бежим. На западе дорога пока свободна.

Баудолино был занят одной-единственной мыслью. Гунны войдут в Пндапетцим, разорят, но их безумный бег не прекратится, они продвинутся и до озера, заполонят рощу гипатий. Их надо опередить. Но не бросать же друзей. Созвать всех, собрать вещи, захватить съестное, приготовиться к долгому бегству. – Гавагай, Гавагай! – кликнул он, и сразу тот оказался под боком. – Беги на озеро, найди Гипатию, не знаю, как ее искать, но ты найди, скажи, чтоб собралась, я ее выручу!

– Я не знаешь, как искать, однако найдешь, – и исхиапода будто ветром с места сдуло.

Баудолино и Поэт въехали в город. О поражении там уже знали, и фемины любого племени с мелюзгой на руках бессмысленно метались по улицам. Перетревоженные паноции, мня, будто они обучены летать, порывались в пустоту. Но так как их обучили лишь плавно спускаться сверху, а не взмывать снизу вверх, они сразу плюхались на землю. Некоторые не сдавались и усердствовали, плеща ушами на воздухе, но это изматывало их силы и они разбивались о скалы. Навстречу попался Коландрино, подавленный жутким результатом всей своей работы, и Соломон, Борон и Гийот, спрашивавшие об остальных. – Погибли, Господь с ними, – яростно рявкнул Поэт. – Забегаем на квартиры, – выкрикнул Баудолино, – потом скорее на запад!

По квартирам они собрали все, что возможно. Сбегая по лестницам, увидели копошащихся у башни евнухов, те навьючивали тюки на мулов. Праксей ненавистно вгляделся в них. – Диакон умер, ты знал, – сказал он Баудолино.

– Будь он и жив, ты удирал бы точно так же.

– Мы выступаем в путь. С последнего перевала сбросим лавину, навеки отгородим пресвитера. Хотите с нами? Но только на наших условиях.

Баудолино не спрашивал даже, какие это условия. – На кой мне ляд твой распроклятый пресвитер! – взревел он. – Мне важно другое! За мною, друзья!

Друзья колебались. Однако Борон и Гийот признали, что истинной причиной похода для них был Зосима с Братиной, а Зосима в то царство пока не прошел и, значит, никогда не пройдет; Коландрино и Бойди сказали, что с Баудолино сюда пришли, с Баудолино и уйдут отсюда; Соломон прошепелявил, что его десять колен могут быть и по ту, и по сю сторону горной цепи, и поэтому для него хорош любой путь. Поэт не говорил; у него, похоже, иссякла всякая воля, и пришлось брать под уздцы и уводить в поводу его коня.

Выезжая, Баудолино встретил одного из послушников, состоявших при диаконе. Тот протянул ему сверток: – Здесь плащаница с отпечатком покойного, – сказал приспешник. – Он завещал дать тебе. Используй же это с толком.

– Вы тоже уйдете?

Тот отвечал: – И тут и там, если даже «там» существует, наша судьба одна. Нас ждет участь повелителя. Мы останемся, заразим гуннов.

Выехав за город, Баудолино увидел ужасное. На верху синих гор танцевали языки пламени. Значит, отряд гуннов, не участвовавший в общем сражении, обошел поле по краю и уже достиг того озера.

– Быстро, – воззвал Баудолино. – Скорее, коней в галоп! – Все прочие недоумевали. – Да как же, ведь там вон эти? – переспрашивал Бойди. – В другую сторону надо, только на юге остаются проходы.

– Как хотите, я еду, – трепетал Баудолино, вне себя. – Он обезумел, едем за ним, нельзя отпускать его, – умолял товарищей Коландрино.

Но Баудолино уже успел далеко от них отскакать и с именем Гипатии на устах летел навстречу заведомой гибели.

Замедлил ход он лишь через полчаса сумасшедшей скачки, увидев, что навстречу торопится юркая фигурка Гавагая.