База-500. Смертельная схватка

   — В вашем рапорте исчерпывающе описано то, что вы увидели, поэтому излишне останавливаться на этом подробнее. Вопрос: гауптштурмфюрер Гилле присутствовал при этом?

   — Да, оберфюрер.

   — Он не предпринял мер для пресечения инцидента?

Я понял, что настал решающий момент, и искоса взглянул на Штрауха. Тот избегал встречаться со мной взглядом.

   — Он пресек инцидент только после моего замечания.

   — Он выразил неудовольствие вашим вмешательством?

   — Нет, оберфюрер.

   — То есть можно сказать, что гауптштурмфюрер Гилле был занят другими вопросами по руководству акцией и просто своевременно не увидел того, на что вы и обратили его внимание?

От меня ждали утвердительного ответа. И я дал его.

   — Пожалуй, что так, оберфюрер. Позже я вспомнил, что гауптштурмфюрер Гилле выглядел очень озабоченным и усталым.

   — То есть вы не можете исключить, что Гилле просто не обратил внимания на инцидент, поскольку в это время был занят решением других вопросов, связанных с акцией, например с бойцом вашего подразделения, который не смог выполнить конкретный и вполне законный приказ Гилле?

Мой ответ — это плата Штрауху за нужное решение по делу Редлих. И я не стал разочаровывать Штрауха.

   — Да, оберфюрер. Позже, в спокойной обстановке анализируя события, я пришел именно к такому выводу.

   — Правда ли то, что вы рекомендовали Штрауху отправить Гилле на лечение в связи с его ясно видимым нервным истощением?

   — Да, оберфюрер.

   — Сознаете ли вы, что сегодняшними показаниями вы фактически указываете на тот факт, что в вашем рапорте относительно инцидента имела место эмоциональная и чисто субъективная оценка ситуации?

   — Вынужден с вами согласиться, оберфюрер, — сокрушенно вздохнул я. — Так оно и есть.

   — Как вы полагаете, не повлияла ли на столь эмоциональную и субъективную оценку ваша досада по поводу не- справившегося с заданием подчиненного?

   — Полагаю, что повлияла, — изобразил я сокрушение. — Я действительно был этим чрезвычайно раздосадован.

   — У меня к вам больше нет вопросов, штандартенфюрер, — сообщил Шарфе. — Подпишите протокол и можете быть свободны. Благодарю вас, господа! Хайль Гитлер!

Штраух был очень доволен тем, что я сам фактически дезавуировал свой рапорт.

   — Я знал, Герлиак, что вы можете быть объективным и непредвзятым! — воскликнул Штраух, с искренней радостью пожимая мне руку. — Несмотря на сложившиеся между нами, — к моему глубокому сожалению, — несколько напряженные отношения, я всегда верил в вашу порядочность!

   — Я не мог поступить иначе, Штраух, — напыщенно сообщил я в тон ему. — К этому меня обязывала честь офицера СС!

Я бы с радостью подвел бы негодяя Гилле под расстрел, но мне нужна была сочувственная позиция Штрауха в деле с Редлих. Мне нужно было, чтобы он принял на веру все то, что я ему сообщу, и не лез в подробности. Именно ради этого я выдержал унизительную сцену в кабинете Шарфе.

Я должен был провести очную ставку моей Марты с Редлих в присутствии Штрауха. Но для уверенности в правильном поведении Редлих я решил сначала устроить ей свидание с Крыжевичем.

   — Марта взяла все на себя, — сообщил я Крыжевичу. Он недоуменно уставился на меня.

   — Но она здесь ни при чем, — пробормотал он.

   — Марта Редлих показала, что лично передала вам сверток, который вы должны были доставить в дом номер 25 по улице Ленина, квартира 11, — сухо сообщил я. — Она утверждает, что вы полагали: в свертке находится хлеб для ее больной знакомой. Вы готовы подтвердить показания Редлих в данной части?

Крыжевич полностью оправдал мои надежды. Когда до него дошло, что после подтверждения показаний Редлих его освободят, он засветился нескрываемой радостью.

   — Вас отправят на работу в Германию, — сообщил я, завершая допрос. — Подпишете уведомление, что в ожидании предписания вы обязуетесь не покидать своего постоянного места жительства.

   — Почему в Германию? — растерялся Крыжевич.

   — А вы не боитесь тех, кто вас послал расклеивать листовки? — негромко осведомился я.

Удар попал в точку: Крыжевич побледнел, руки его затряслись.

   — Успокойтесь, — улыбнулся я. — В Германии они до вас не доберутся. Потрудитесь во имя победы Германии на производстве, а после победы, когда мы очистим от большевистских пособников Вайсрутению, вернетесь обратно.

   — А Марта? — наконец вспомнил Крыжевич о своей возлюбленной.

   — Не задавайте глупых вопросов, юноша! — посоветовал я. — Ваша подруга была вражеским шпионом, полностью изобличена и созналась. Думаю, дальше говорить на эту тему не имеет смысла, все и так предельно ясно. Подписывайте бумаги, и я предоставлю вам свидание с Мартой. С глазу на глаз.

Для свидания я отвел им кабинет с диваном и дал час времени. Марта Редлих вызывала у меня уважение. И она оказалась мне действительно полезной, потому я и постарался хоть как–то скрасить последние часы ее жизни.

Свидание с Крыжевичем словно вдохнуло в Марту Редлих силы. Она обрела спокойствие и на очной ставке с моей Мартой подтвердила, что на самом деле является Мартой Мазуркевич, а документы на имя Марты Редлих, польской фольксдойче, ей передал командир диверсионного отряда НКВД с целью внедрения в органы СД.